О покаянии
Aug. 14th, 2009 04:02 pmНесколько расхожих цитат и банальных замечаний.
Вандея, год 1794-й.

Ну, и так далее. Рутина революции. Трудная работа по созданию нового человека.
Я, собственно, не про Францию…
Не могу сказать, что я «вообще не понимаю» (не люблю эту «позу недоумения») почему и как у многих людей осуждение зверств революции 1917 года «рифмуется» с темой «изгнания России из цивилизованного мира», а покаяние за цареубийство и другие грехи Октября, соответственно с темой «возвращения» в этот самый мир. Отчего ж бы не понять – у этой позиции и внутренняя психологическая цельность имеется, и интересы определённые она обеспечивает, и полем для консенсуса нескольких разнородных течений является, да и привыкли уже все, «как же иначе-то».
И всё же: убить своего монарха, обрушить на Церковь репрессии и маргинализировать её, сломать хребет патриархальному крестьянству – к концу XIX века всё это не преступления перед «Цивилизацией», а минимальные требования на соответствие ей.
Возьмите едва ли не любого «либерала», «запакуйте» этот посыл в абстрактные формулировки – и он согласиться, да, так и надо действовать, вопрос только в том, что дальше. Понятно, что эти меры вовсе не обязательно осуществлять одномоментно и в рамках одной революции (особенно если время не считается «упущенным»). И способы могут быть различны, ибо убить идею сакрализованной монархии куда важнее, чем обезглавить короля (в Голландии есть королева, ха-ха), от Церкви лучше отваживать постепенно, а «огораживание» и «работный дом» для кого-то звучит симпатичнее, чем «раскрестьянивание» и «ГУЛАГ». А в целом – не за это Россию откуда-то изгнали, либо преступлением оказалось что-то другое, либо она в этом клубе не состояла.
Второе, кстати, имхо, близко к истине. Прежде всего надо заметить, что деление на «миры» с разными экономическими моделями и гегемонизмом планетарных сверхдержавам, в том виде, в котором мы его знаем, это «ноу-хау» ХХ века. Запад как хозяйственное, политическое и военное единство только складывался, но Россия частью этого процесса была лишь в незначительной мере. Даже либеральнейший Александр II чувствовал себя на мушке у Европы. А ко времени Александра III царистская модель государственного, общественного и экономического уклада уже находилась в глубоком противоречии и с англофранцузскими представлениями о должном и приемлемом. Разворачивалось идеологическое противоборство волне сопоставимое с позднесоветским. Этим делом плотно занялась европейская печать и широкие круги «прогрессивной общественности». «…Они чувствовали, как в них самих растет любовь к Толстому и как их неудержимо влечет на борьбу с царизмом» (Марсель Пруст «У Германтов»). Знаменитое «у России только два союзника – армия и флот» сказано не от хорошей жизни.
Цивилизованной Российская империя была не в смысле членства в соответствующем «клубе», а просто в силу того, что имела развитую систему государственных, социальных, культурных и т.д. институций, тут «было с кем дела вести». Рискну сказать, что едва ли не любое другое определение «цивилизованности» является тенденциозным и дискриминационным (имхо).
Кстати, для собственно Запада преступления большевиков показались не такими уж омерзительными. Выждав, пока вектор развития Советов станет определённее, поняв, что никакой «варварской» альтерцивилизационной экзотики типа «скифского мужицкого царства» или «страны крестьянской утопии» ждать не следует, а, напротив, есть линия на построение урбанизированного индустриального государства, к тому же, способного быть надёжным торговым партнёром – европейские страны начали «полосу признаний СССР». «Большой Грех перед Цивилизацией» случился, по моему скромнейшему из мнений, несколько позднее. Или намного раньше.
А то, что либералы охотно обращаются к скорбному списку русских потерь, вроде «уничтожения трудового крестьянства», в общем-то, понятно; и дело не только в пропаганде или откровенном лицемерии. Во-первых, эстетически условный 1913-й всё же в чём-то симпатичнее 1937-го или даже 1964-го. А во-вторых, а чем ещё клеймить Советскую систему «на широкой публике»? В стране наёмных работников, никогда не пытавшихся открыть своё дело или хотя бы сыграть на бирже, тезис о том, что сам по себе отказ от рыночной экономики и свободы предпринимательства является страшнейшим преступлением перед человечеством, будет выглядеть как-то не совсем убедительным. Вот и приходится гневным перстом указывать на могилы русских мужиков, чей мир при торжестве либерализма был бы столь же обречён на уничтожение, что и при большевиках. Впрочем, это справедливо только для тех, кто всё ещё пытается «работать с массовым электоратом», о прочих умолчим (они давно приравняли царизм к коммунизму, коммунизм к нацизму и ждут наступления «полного П», а следом маршевых колон «освободителей»).
Императора, к слову, в малопредставимом случае устойчивого существования послефевральского режима, тоже убили бы (имхо). Не сразу, через несколько лет. Устроили бы показательный процесс, где «народные обвинители» из числа присяжных поверенных и газетных трибунов с золотыми цепочками на круглых животиках, клеймили бы гражданина Романова. А потом бы приговорили, например, за «кровавое воскресенье», «потворство еврейским погромам», казацкие нагайки на студенческих манифестациях и «развязывание преступных войн». Было бы знатное торжество маленького человека с капитальцем над мрачными средневековыми пережитками. И «покаяние» выглядело бы совершенно по-европейски, то есть примерно так:

На фото: Парад в честь Дня взятия Бастилии
Вандея, год 1794-й.

В начале 1794 AD командующий Западной армией генерал Тюрро приступил к исполнению декрета от 1 августа 1793 AD, решив покарать мирное население, поддерживавшее защитников престола и алтаря.
«Вандея должна стать национальным кладбищем», - заявил он.
[…]
Десятки тысяч были застрелены, гильотинированы, сожжены заживо в своих амбарах и церквях.
В порту Рошфор несколько тысяч священников, отказавшихся присягнуть новой власти (неприсягнувших), были замучены голодом, на баржах, где их держали в заключении.
В Анже несколько тысяч заключённых были расстреляны прямо на месте.
[…]
Каррье, прозванный «нантским утопителем» отличился особо. Прибыв в Нант, он по-своему решил проблему перенасыщенности городских тюрем.
Вот некоторые из эпизодов его деятельности. В ночь с 16 на 17-ое ноября, его помощники погрузили около сотни священнослужителей на борт noyades. Связанные попарно, клирики подчинились, ничего не подозревая, хотя у них предварительно отобрали деньги и часы. Затем подручные Каррье пустили судно в дрейф по Луаре. Вдруг, один из пленников, Эрве, кюре из Машекуля, заметил, что баржа была продырявлена во многих местах, немного ниже ватерлинии. Священники, поняв какая участь им уготовлена, упали на колени и стали исповедовать друг друга. Через четверть часа, река поглотила всех несчастных узников, за исключением четырёх. Трое среди них были обнаружены и убиты. Последний был подобран рыбаками, которые помогли ему скрыться.
Каррье также ввёл в моду так называемые "республиканские свадьбы".
Мужчин и женщин разного возраста раздевали донага, связывали попарно и топили.
Беременных женщин обнаженными складывали лицом к лицу с дряхлыми стариками, мальчиков со старухами, священников с юными девушками.
Экзекуции часто проводились по ночам, при мерцающем свете факелов. Сам «нантский палач» любил наблюдать за их ходом: реквизировав себе изящное судёнышко, под предлогом надзора за берегами он раскатывал на нём по Луаре вместе со своими подручными и бл#дями...
Парижские мясники занялись и другими преобразованиями. Они поощряли политику дехристианизации: разгром соборов Нанта и Кемпера.
Ну, и так далее. Рутина революции. Трудная работа по созданию нового человека.
Я, собственно, не про Францию…
Не могу сказать, что я «вообще не понимаю» (не люблю эту «позу недоумения») почему и как у многих людей осуждение зверств революции 1917 года «рифмуется» с темой «изгнания России из цивилизованного мира», а покаяние за цареубийство и другие грехи Октября, соответственно с темой «возвращения» в этот самый мир. Отчего ж бы не понять – у этой позиции и внутренняя психологическая цельность имеется, и интересы определённые она обеспечивает, и полем для консенсуса нескольких разнородных течений является, да и привыкли уже все, «как же иначе-то».
И всё же: убить своего монарха, обрушить на Церковь репрессии и маргинализировать её, сломать хребет патриархальному крестьянству – к концу XIX века всё это не преступления перед «Цивилизацией», а минимальные требования на соответствие ей.
Возьмите едва ли не любого «либерала», «запакуйте» этот посыл в абстрактные формулировки – и он согласиться, да, так и надо действовать, вопрос только в том, что дальше. Понятно, что эти меры вовсе не обязательно осуществлять одномоментно и в рамках одной революции (особенно если время не считается «упущенным»). И способы могут быть различны, ибо убить идею сакрализованной монархии куда важнее, чем обезглавить короля (в Голландии есть королева, ха-ха), от Церкви лучше отваживать постепенно, а «огораживание» и «работный дом» для кого-то звучит симпатичнее, чем «раскрестьянивание» и «ГУЛАГ». А в целом – не за это Россию откуда-то изгнали, либо преступлением оказалось что-то другое, либо она в этом клубе не состояла.
Второе, кстати, имхо, близко к истине. Прежде всего надо заметить, что деление на «миры» с разными экономическими моделями и гегемонизмом планетарных сверхдержавам, в том виде, в котором мы его знаем, это «ноу-хау» ХХ века. Запад как хозяйственное, политическое и военное единство только складывался, но Россия частью этого процесса была лишь в незначительной мере. Даже либеральнейший Александр II чувствовал себя на мушке у Европы. А ко времени Александра III царистская модель государственного, общественного и экономического уклада уже находилась в глубоком противоречии и с англофранцузскими представлениями о должном и приемлемом. Разворачивалось идеологическое противоборство волне сопоставимое с позднесоветским. Этим делом плотно занялась европейская печать и широкие круги «прогрессивной общественности». «…Они чувствовали, как в них самих растет любовь к Толстому и как их неудержимо влечет на борьбу с царизмом» (Марсель Пруст «У Германтов»). Знаменитое «у России только два союзника – армия и флот» сказано не от хорошей жизни.
Цивилизованной Российская империя была не в смысле членства в соответствующем «клубе», а просто в силу того, что имела развитую систему государственных, социальных, культурных и т.д. институций, тут «было с кем дела вести». Рискну сказать, что едва ли не любое другое определение «цивилизованности» является тенденциозным и дискриминационным (имхо).
Кстати, для собственно Запада преступления большевиков показались не такими уж омерзительными. Выждав, пока вектор развития Советов станет определённее, поняв, что никакой «варварской» альтерцивилизационной экзотики типа «скифского мужицкого царства» или «страны крестьянской утопии» ждать не следует, а, напротив, есть линия на построение урбанизированного индустриального государства, к тому же, способного быть надёжным торговым партнёром – европейские страны начали «полосу признаний СССР». «Большой Грех перед Цивилизацией» случился, по моему скромнейшему из мнений, несколько позднее. Или намного раньше.
А то, что либералы охотно обращаются к скорбному списку русских потерь, вроде «уничтожения трудового крестьянства», в общем-то, понятно; и дело не только в пропаганде или откровенном лицемерии. Во-первых, эстетически условный 1913-й всё же в чём-то симпатичнее 1937-го или даже 1964-го. А во-вторых, а чем ещё клеймить Советскую систему «на широкой публике»? В стране наёмных работников, никогда не пытавшихся открыть своё дело или хотя бы сыграть на бирже, тезис о том, что сам по себе отказ от рыночной экономики и свободы предпринимательства является страшнейшим преступлением перед человечеством, будет выглядеть как-то не совсем убедительным. Вот и приходится гневным перстом указывать на могилы русских мужиков, чей мир при торжестве либерализма был бы столь же обречён на уничтожение, что и при большевиках. Впрочем, это справедливо только для тех, кто всё ещё пытается «работать с массовым электоратом», о прочих умолчим (они давно приравняли царизм к коммунизму, коммунизм к нацизму и ждут наступления «полного П», а следом маршевых колон «освободителей»).
Императора, к слову, в малопредставимом случае устойчивого существования послефевральского режима, тоже убили бы (имхо). Не сразу, через несколько лет. Устроили бы показательный процесс, где «народные обвинители» из числа присяжных поверенных и газетных трибунов с золотыми цепочками на круглых животиках, клеймили бы гражданина Романова. А потом бы приговорили, например, за «кровавое воскресенье», «потворство еврейским погромам», казацкие нагайки на студенческих манифестациях и «развязывание преступных войн». Было бы знатное торжество маленького человека с капитальцем над мрачными средневековыми пережитками. И «покаяние» выглядело бы совершенно по-европейски, то есть примерно так:

На фото: Парад в честь Дня взятия Бастилии