arsenikum | Entries tagged with эпоха застоя

Деревенщики замечательные.

Хотел написать (прочтя текст по ссылке), с почтительным удивлением: «при таких-то стартовых условиях суметь войти в большую литературу». Но подумал, что хоть это и, на свой лад, правда, но не вся.

Они не вошли в «Большую Литературу». Они «Большой Литературой» стали. Потому что в её существование верили. Верили с той силой, которая встречается, вероятно, только у наивных провинциальных книгочеев. Бывает, что это важно – верить, часто только это и важно.

А что такое «не верить в Большую Литературу»? Ну, это, вероятно, примерно так:

Лев Рубинштейн: «В 70-е годы в моей тогдашней компании имели широкое хождение словечки типа «духовка», «нетленка» или «сакралка». Такова была ироническая реакция художников и литераторов моего круга на высокопарные и абсолютно, как мы были уверены, лишенные реального содержания разговоры наших тогдашних оппонентов-традиционалистов о «непреходящих ценностях», «нетленных полотнах», «духовной основе искусства» и «сакрализации реальности». [источник]

От деревенщиков осталось несколько замечательных текстов, прочтут их или нет – вопрос сложный, но, скорее всего, прочтут. Но сама среда «патриотических литераторов» - слабая, пунктирная, бедная (допускаю, что что-то изменится, но пока так). Наследие – есть, «институция» – наследующая и использующая наследованное – слаба, порой эфемерна.

От тусовки Льва Рубинштейна (и им подобных тусовок) осталась… сама Тусовка («яркая культурная жизнь», «бурный литературный процесс» и прочее), то есть мощная Институция, «фабрика репутаций» и «модная лавка по продаже заморских трендов». И представление о том, что «нетленные полотна» и «непреходящие ценности» существуют только в тоталитарных учебниках и в головах наивных провинциальных книгочеев. А вообще – «немеркнущих классиков» Тусовка из кого хошь наделает («пипл схавает»). Каковое представление вроде бы ложно (иначе бы они давно бы сделали классиком кого-нибудь вроде Владимира Печерина, а не безплодно «канселили» второй век Достоевского), а вроде бы и не совсем ложно.

Не совсем ложно, ибо… ибо… Если посмотреть на библиографию Белова (а равно Распутина, Абрамова и т.д.) – она же коротенькая. Средний современный «активный участник литпроцесса» столько пишет года за три, если в буквах считать. С тогдашними та же ситуация, с поправкой на неспешность эпохи: многоцветье литературных журналов 1960-1970-х наполняли буквами не вдумчивые деревенщики, а активные-прогрессивные конъюнктурщики («тут прогнёмся, а тут фигу покажем, а тут немного поиграем в битников на минималках»). Кабы не последние – русский культурный процесс формировался бы не феноменом могучих «толстых журналов», а пунктирчиком нерегулярных альманахов, например... Важно ли это? Ну, как сказать. Институции, они, вообще-то, всегда важны.

Пишет Музей-квартира В.И. Белова:

«…Моё «книжное голодание», начавшееся раньше голодания физического, быстро становилось хроническим. Отец до войны зимними вечерами читал вслух. Но позже родилась у меня неудержимая тяга к чтению самостоятельному. Я воровал книги с чердаков брошенных домов. Дома были заколочены, но мы находили какие-то щели между хлевами, забирались внутрь через подвальные окошечки и шастали. В поисках книг я забрался однажды и в жилой дом… Это было уже настоящее преступление: я украл с соседского чердака книгу Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву». Читать её было совершенно невозможно, я невзлюбил её сразу же. Но прочитал до конца. С тех пор я не могу простить себе это воровство, повторённое позднее и не однажды уже для утоления физического голода. Первый мой грех, да и последующие всегда ассоциируются почему-то с Радищевым».

Из автобиографии Василия Белова.

Василий Иванович. Белов.

До кучи: занятный мемуар одного приметного западника о том, как он участвовал («с удовольствием, стыдиться нечего») в травле деревенщиков в «застойном» 1982-м году.

«…В сжатые сроки — всего лишь за месяц — повесть В.Белова “Привычное дело” подготовлена к печати.»

Сейчас за месяц (ну, ладно, за три) многопудовый роман модного писателя проходит путь от замысла, издания, «громкого успеха» (серия малолюдных презентаций и многолюдных сетевых свар) до забвения...
Впрочем, это я ворчу, у каждого времени свои заморочки. О заморочках образца 1966-го года см. в материале Музея-квартиры В.И. Белова (очень высоко котирую этот блог).

Пишет Музей-квартира В.И. Белова:
«Привычное дело» Василия Белова

«…В сжатые сроки — всего лишь за месяц — повесть В.Белова “Привычное дело” подготовлена к печати. Уже в первых числах декабря зав. отделом прозы журнала Р.Б. Корнев отправляет в Вологду писателю В.В.Гуре письмо, в котором одобряет повесть Белова и дает объяснение такой спешке: “Мы очень торопились, так как хотели открыть год стоящей вещью”. В декабре-январе в письмах редакции своим авторам не раз упоминается о предстоящей публикации: “Отличную повесть собираемся напечатать в первом номере нового года, отличную”.
А автор в это время волновался. В конце января он пишет в редакцию: “Я решил подать голос, т.к. никаких вестей из Петрозаводска нету. Хотелось бы знать, что и как... А я сижу в Вологде, ничего не делается, все застопорилось”’ .
Впереди было самое главное — предстоящая схватка с местным обллитом. На удивление, она прошла совершенно мирно, ведь редакция заранее побеспокоилась о том, чтобы “спрятать” все опасные места (для необходимых изменений в тексте писатель приезжал в Петрозаводск в ноябре). Сразу же после прохождения предварительного контроля Р.Б.Корнев пишет В.И.Белову: “Рад сообщить, что в субботу после “боев и потерь местного значения” повесть прошла через обллит. Теперь можно спокойно ожидать первого номера журнала” '.
Когда появился первый номер “Севера” за 1966 год, в редакцию посыпались письма из разных уголков страны, от Мурманска до Херсона. В библиотеках Москвы занимали очередь, чтобы прочитать повесть В.И.Белова. Многие читатели требовали, чтобы редакция выслала им этот номер журнала. Восхищенным откликам не было конца. “Этот номер особенно — при всей северной локальности — не несет никакого налета провинциальности. ...Чертовски талантливо, чертовски страшно, если можно употребить такой термин, и очень трудно для критики”, — писали из Архангельска.
Источник: Тимошкина О.С. «Василию Белову передайте...» : [о письмах читателей в ред. журн. «Север»] / О. С. Тимошкина // Север. – Петрозаводск, 2000. – № 5/6. – С. 181–184.

Письмо писателю В.И. Белову от и.о. главного редактора журнала «Север» Р. Корнева о публикации повести в первом номере журнала, от 7 февраля 1966 г. Из фондов Музея-квартиры В.И. Белова.

источник фото

Странная штука жизнь. Я влюбился в дореволюционную Россию лет в 10-11. Заболел на месяц (из этого срока примерно половину слегка симулировал, так мне понравилось в школу не ходить), лежал на диване и читал Чехова, первые 3 тома восьмитомника в сине-чёрных обложках. Тома эти были самыми потёртыми в нашей домашней библиотеке, так что, схватившись за них я, сам того не ведая, продолжил семейную традицию. В первых томах Чехов ранний, Чехов коротких рассказов, для ребёнка весьма подходящее чтение.

Мир, открывший-привидевшийся мне, был неотразимо обаятелен и не-по-здешнему эстетически целен и полноценен. А ещё он был уютным, привольным и причудливым. Чехов был моим тихим счастьем; Россия, далёкая Россия была моим счастьем.

Это всё было довольно давно, в первой половине 1980-х.

В наше время можно прочесть (у некоторых авторов) о том, что Чехов научил своих читателей-современников Россию презирать, видеть в ней месиво страшных, уродливых и ничтожных вещей, не достойных ни сохранения, ни жалости. А ещё он (в числе прочих, но как никто другой) научил образованных, полуобразованных и четверьобразованных русских воспринимать себя как жертву «режима», «тёмного народа» и присущих этим жутким сущностям «свинцовых мерзостей», а, осознав себя жертвами, превращаться в палачей и их пособников. И, знаете, суждения такого рода представляются мне, хотя и излишне радикальными (но сейчас все высказываются радикально, умеренность делает высказывающегося никому не интересным невидимкой), но, в целом, заслуживающими внимания, «возможен и такой взгляд».

В конце концов, у гимназиста 1899-го года и у советского школьника 1984-го очень разная «оптика», а «красота в глазах смотрящего» и т.п.

Почти тоже самое, к примеру (спустимся на пару этажей ниже), с прозой Валентина Пикуля. Говорят, он оклеветал Империю, вполне допускаю, я мало знаком с его книгами, а «люди зря не скажут» (грустная ухмылка). Но сколько людей его романы проводили в историческую реконструкцию, в эти вот увлечённые споры о различиях «Громобоя» и «Рюрика» и всё, что с этим связано.

Я не знаю, каким человек был Виктор Татарский, каких взглядов придерживался, «на чью мельницу лил воду» и т.д. По виду – типичный шестидесятник, быть может, со всеми недостатками своего поколения (к слову, лет 10 назад я искал его фото в сети и не нашёл, а сейчас их много, вероятно, это что-то да значит).

Но его передачу (по концепции вроде бы банальную – «музыка по заявкам») я услышал примерно в том же возрасте, что и прочёл три чеховских тома и был совершенно заворожен. По манере и по атмосфере (что бы эти слова не значили), это было что-то магическое, эфемерное и целостное одновременно. Там был Вертинский, и ещё раз – Вертинский, и опять Вертинский (не в том смысле, что его было много, а в том, что Вертинский тоже был счастьем), а ещё – старинные солдатские песни, «Жертва вечерняя» Чеснокова, Юрий Морфесси, Надежда Плевицкая и т.д. Всё такое пряное, причудливое, зачаровывающее, русское.

Я, к слову, прекрасно отдаю себе отчёт, что, если бы я взялся переслушивать те давние радиопередачи, Вертинского там было бы раз-два и обчёлся, а условных «братьев Покрасс» – много. Но я ведь не враг себе и дополнительные разочарования мне не нужны.

Прошло лет 30 с тех пор, как я последний раз слышал эфир с голосом Виктора Татарского, но, когда прочёл о его смерти, не потребовалось ни секунды для того что бы вспомнить о ком идёт речь – я, как оказалось, никогда не забывал это имя. Музыка в какой-то период имела для меня значение (ну, «время было такое»), а раз музыкальный вкус во многом был задан «Встречей с песней», точнее тем, что я в ней захотел и смог расслышать, то… То тот, кто пишет этот вот сумбурный текст, так или иначе (в какой-то степени и т.д.) обязан тем, что он тот, кто есть – Виктору Татарскому. Ну, так получается…

Покойтесь с миром, Виктор Витальевич…

1968-й был разным. Фото из личной коллекции

Продолжим. Материал на редкую, как в таких случаях принято было говорить, деликатную тему. Что примечательно – журнал не скрывает, что недостаточная строгость наказания для заместителя начальника Главного управления технических вузов Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР вызывает недоумение. Но при этом, не скрывает редакция и то, что сделать ничего не может, ибо «меры приняты, дело закрыто», а вот это уже нечастая ситуация с привкусом скандальности (довольно тонкий момент).

карикатура из журнала «Крокодил», 1970 г., № 28, стр. 6

Сделаю одно замечание совсем не по теме публикации. Если попытаться набросать обобщённый портрет среднестатического соотечественника, каким его рисовал в начале 1980-х «Крокодил», то получим человека с кучей простительных слабостей, обременённого мелкими и мелочными заботами, слегка помятого жизнью и общественным транспортом, порой бестолкового и жалкого, но безусловно «цивильного», вменяемого, незлого и в чём-то милого. С поправками на «парадные портреты передовиков» и прочие такие вещи это же можно распространить на все позднесоветские медиа: никаких хтонических орков. В скобках замечу: разительный контраст с картинами, которые рисовали в Перестройку (с её пафосным морализмом) или в 1990-е (с их стилистикой «брезгливого ужаса»).
Каким-нибудь производственным проблемам уделялось на излёте Застоя больше внимания, чем общественным нравам. И логика в этом была: госжурналисты в госпрессе заняты происходящим на госпредприятиях и в госучреждениях, «всяк сверчок знает свой шесток», а частная жизнь граждан (до некоторой степени) остаётся частным делом граждан, каковые ни в обличителях, ни в контролёрах не нуждаются.
Это была реплика в сторону.

А теперь – харассмент:

( Read more... )Рублика «Инциденты и документы»
Посвятим читателя в некоторые детали нашей работы. Иногда складываются такие ситуации, когда корреспонденты «Крокодила», убедившись в точности фактов, сообщенных редакции, упираются в дилемму: писать ли высокохудожественный фельетон или ограничиться публикацией сухих, но красноречивых документов. Подчас имеет смысл склониться к второму варианту. И вот для подобных случаев мы вводим новую рубрику «Инциденты и документы». Здесь будут печататься подлинные документы, сами по себе убедительно повествующие о разных житейских коллизиях,— иногда с комментариями, а иногда и без оных.

Бор. Плеханов
Времена года

...В связи с преобразованием филиала Иркутского политехнического института в Братский индустриальный институт к вам приехала комиссия: новый ректор нашего института О. Мартыненко, ректор иркутского института С. Леонов, заместитель начальника главка Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР И. Аникин. В тот же день в ресторане состоялся торжественный обед. Руководство обязало и меня, исполняющую обязанности декана факультета, быть там. Торжество продолжалось в общежитии института, где временно разместились новый ректор и гости. Около восьми вечера люди стали расходиться, собралась и я. Я коридоре меня остановил С. Леонов — он был пьян — и втолкнул в комнату И. Аникина. Тот повел себя так агрессивно, что и была вынуждена выпрыгнуть в окно, при этом упала и сломала себе руку. О. Мартыненко сказал, чтобы не поднимали шум и не травмировали высокого гостя. Составили акт о несчастном случае па производстве. Я сначала возражала, но затем — дело шло об огласке и моей чести — покорилась. Да и потом, хотя травма была получена при щекотливых обстоятельствах, но во время рабочего дня, в помещении института, формально подходило это определение... Однако, когда о случившемся я рассказала своему мужу, он возмутился и написал жалобу. Ее рассмотрели и приняли определенные меры. Но едва все поутихло, меня уволили еще до полного выздоровления, поскольку находилась на бюллетене сверх положенного времени якобы по своей вине. В действительности уволили за то, что я посмела «вынести сор из избы»...
Галина Т., доцент. (из письма)

***

ЭТО БЫЛО ЛЕТОМ, ЛЕТОМ...

...Галина Ивановна Т. Работала заместителем декана общетехнического факультета Братского
филиала Иркутского политехнического института, а потом и деканом строительного факультета. Затем она заместитель директора филиала по учебной работе. В этой должности она успешно организовала всю работу факультетов и кафедр, активно участвовала в деятельности учебно-методического совета, неоднократно избиралась членом партийного бюро.
(из характеристики.)
Н. И ЦЕПКО, директор филиала, профессор.
К. ПЕТРОВА, секретарь партбюро.
Н. ЗАБОТИН, председатель месткома.

***

...Пострадавшая Галина Ивановна Т., декан вечернего факультета, упала в студенческом общежитии института при проверке условий проживания абитуриентов. Диагноз: перелом лучевого сустава правой кисти.
(из акта.)
С. ПЕТРОВ, инженер по технике безопасности.
Н. ЗАБОТИН, председатель месткома.

***

...Утверждаю акт о несчастном случае на производстве.
(из приказа.)
О. МАРТЫНЕНКО, ректор Братского индустриального института, профессор.

***

...В Братск прибыла группа должностных лиц для оформления документов по приему и сдаче дел. В числе их были И. Аникин, С. Леонов, О. Мартыненко. Были приготовлены места в гостинице, однако они разместились в студенческом общежитии института. После проведенного совещания все участники направились обедать в ресторан. Обратил на себя внимание факт, что И. Аникин пил коньяк из рюмки большего размера, чем у остальных. Счет был оплачен деньгами, собранными с работников института. В шестом часу вечера приехали в общежитие, шел разговор о поездке на берег реки, чтобы приготовить уху. С. Леонов купил пять бутылок водки- О. Мартыненко пригласил всех в комнату на чашку кофе. Т. сварила кофе, а О. Мартыненко достал из холодильника бутылку коньяку и закуску. Была поставлена на стол и водка С. Леонова. И. Аникин скомпрометировал себя, он неумеренно употреблял спиртные напитки за чужой счет в ресторане, в пьяном виде вел себя аморально в отношении зависимой от него по работе Галины Ивановны Т., вследствие чего она получила травму. С.Леонов допустил нарушение норм поведения, купил алкогольные напитки и принял участие в коллективной пьянке...
(из справки.)
Н. ДМИТРИЕВ, председатель партийной комиссии при обкоме КПСС.
И. ВАСИЛЬЕВ, заведующий отделом науки и учебных заведений обкома.

***

...Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР сообщает, что материалы проверки в отношении поведения в г. Братске заместителя начальника Главного управления технических вузов т. Аникина И. В. Рассмотрены на партийном бюро министерства. Партийное бюро осудило поступок И. Аникина и строго наказало его. Тов. Аникин И. В. подал заявление об увольнении в связи с переходом на пенсию.
(из официального ответа.)
Ф. СЕДЫКИН, заместитель министра.

***

ЗИМА!.. ПРОФЕССОР ТОРЖЕСТВУЯ...

...В связи с болезнью и. о. Доцента Т. свыше 4-х месяцев и перспективой длительного продолжения болезни в связи с непроизводственной травмой, на основании ст. 33 п.5 КЗоТ прошу рассмотреть вопрос о расторжении с ней трудового договора по инициативе администрации.
(из служебной записки)
О. МАРТЫНЕНКО, ректор.

***

... СЛУШАЛИ: Записку ректора БрИИ т. Мартыненко О. П. о расторжении трудового договора с Т. по инициативе администрации по ст. 33 п. 5 КЗоТ...
РЕШИЛИ: переквалифицировать несчастный случай в непроизводственный, дать согласие на расторжение трудового договора с Т.
(из протокола)
Е. УСТЮЖАНИНОВ, председатель месткома.
М. ПОТАПОВА, секретарь месткома.

***

...Освободить Т. от обязанностей декана вечернего факультета и уволить по ст. 33 п. 5 КЗоТ. Основание: представление ректора и решение месткома.
(из приказа.)
О. МАРТЫНЕНКО, ректор Братского индустриального института.

***

...Народный суд Падунского района рассмотрел заявление Т. о восстановлении ее на работе в институте и находит, что ее просьба необоснованная... поскольку в день получения травмы она употребляла спиртные напитки, травму получила не в связи с производственной деятельностью, а выпрыгивая из окна помещения, где происходила коллективная выпивка...
(из решения, суда.)
Б. ОЛЕНДАРЕВ, народный судья.

***

… Горбольница №2 подтверждает тот факт, что Т. поступила в травмпункт с переломом правого луча в типичном месте. Факт алкогольного опьянения не зафиксирован, как не имевший места...
(из решения ВКК.)
Врач ВКК.

***

...Увольнение Галины Ивановны Т. с работы явилось следствием тенденциозного к ней отношения со стороны руководства, вызванного тем, что именно из-за нее у них получились неприятности. Непристойные действия И. Аникина по отношению к Т. были предметом служебной проверки и подтвердились. Суд допустил явную ошибку, сделав вывод о том, что Т. получила травму и находилась в состоянии временной нетрудоспособности по своей вине... Т. была лишена возможности продолжительное время трудиться исключительно по вине руководства института, которое обязано было принять на себя всю ответственность за происшедшее событие, его последствие, создать необходимые условия для лечения работницы. Вместо этого руководитель института стал искать причину для увольнения истицы и воспользовался п. 5 ст. 33 КзоТ РСФСР, который в данном случае применим быть не может... Судебные органы не приняли во внимание, что в организованной руководителями институтов встрече с распитием спиртных напитков Т. не участвовала. При освидетельствовании медучреждением после получения травмы она признана трезвой. С учетом изложенного, руководствуясь ст. 320 ГПК РСФСР, прошу состоявшиеся по делу судебные постановления отменить.
(из протеста прокурора)
К. МАТВЕЕВ, прокурор Иркутской области, государственный советник юстиции III класса.

***

...Судебная коллегия по гражданским делам Верховного суда РСФСР... определила: все состоявшиеся судебные постановлении по иску Т. об отказе в восстановлении на работе отменить и дело направить на новое рассмотрение.
(из определения Верховного суда РСФСР)
С. САЛОВ, председательствующий.

***

...Заместителю министра высшего и среднего специального образования РСФСР тов. Седыкину Ф.В.
Прошу вашего разрешения зачислить И. В. Аникина доцентом Всесоюзного заочного машиностроительного института с последующим переизбранием.
(из докладной)
Е. СЕМЕНОВ, ректор ВЗМИ.
Резолюция: РАЗРЕШАЮ.
Ф. СЕДЫКИН, заместитель министра.

На этом статья в № 2 за 1982 год закончилась, выглядит как «открытый финал». История поучила своё продолжение, и в № 25 за тот же год была опубликована заметка:

«ВРЕМЕНА ГОДА»
После того, как в №2 «Крокодила» с таким заголовком были напечатаны материалы под рубрикой «Инциденты и документы», редакция получила много читательских откликов. Среди них были и такие, в которых отмечалось, что история с расследованием происшествия, случившегося в г. Братске, несколько затянулась. В частности, москвички М. Самсонова, А. Дрожжина и другие пишут, что пора бы читателям быть в курсе дела.
Смеем заверить, что это произошло не по нашей вине. Дополнительное расследование фактов, указанных в документах (напомним, шла речь о коллективной пьянке членов комиссии, утверждавшей статус самостоятельности Братского индустриального института, и сотрудников этого вуза; неэтичном поведении заместителя начальника главка Министерства высшего и среднего специального образования РСФСР И. Аникина по отношению к сотруднице Г. Т.; незаконном увольнении ее за «вынесение сора из избы» и т. п.), потребовало немало времени. Но вот теперь мы вооружены необходимыми материалами и публикуем — в соответствии с жанром рубрики — только официальные ответы.

«...Партийная организация министерства объявила И. Аникину выговор... Ректору Иркутского политехнического института С.Леонову объявлен выговор...»
В. УСАЧЕВ, заместитель министра высшего и среднего специального образования РСФСР.

«...Бюро Иркутского обкома КПСС осудило коллективную выпивку коммунистов-руководителей в студенческом общежитии Братского индустриального института и приняло к ним соответствующие меры воздействия... Бюро Падунского РК КПСС строго указало Г. Т. на допущенное нарушение норм партийного поведения — участие в коллективной выпивке...»
Н. БАННИКОВ, секретарь обкома КПСС.

«...Произведя расследование обстоятельств происшествия, прокуратура Падунского района...
пришла к выводу о том, что действия И.Аникина носили характер домогательства, что не образует состава преступления, и потому уголовное дело было прекращено... Ректор института отменил приказ об увольнении Г. Т. С работы, и она принята на кафедру в качестве ассистента. На этом основании Падунский районный суд г. Братска производство по делу об увольнении прекратил в полном соответствии с просьбой заявительницы».
Ф. КУДИНОВ, заместитель прокурора Иркутской области.

«После тщательного рассмотрения материалов дела, в интересах создания здорового микроклимата и рабочей обстановки в институте, считаю возможным... принять Г. Т. с ее согласия на должность ассистента кафедры инженерной графики...»
С МАРТЫНЕНКО, ректор Братского индустриального института.

Продолжая рубрику «Журнал наводит порядок в учреждениях».

Один из блогеров хорошо подметил парадоксальною черту позднесоветского бытования: разница в доходах и статусах была (по нынешним временам) смешная, но переживалась очень остро.
Между прочим, сложная тема: Может ли начальство быть дешёвым? И во что обходится эта дешевизна?
Переформулируем: должен ли директор жить как рядовой сотрудник? В чём таковое (условное?) равенство должно выражаться и как должно реализовываться? Демонстративная скромность или действительное равенство доходов? Возможно ли это вообще или это противно самой природе человека?
Впрочем, вопросы столь же сложные, сколько не актуальные: жизнь давно идёт не сообразуясь с результатами досужих и произвольных рассуждений частных лиц на тему морали и долга. Что, не исключаю, до некоторой степени даже справедливо, хотя и не утверждаю подобного...

Журнал «Крокодил», 1982 г., №28, стр. 12

Б. Лившин, специальный корреспондент «Крокодила»

Когда погорелец погорел...

Заместитель директора научно-исследовательского технологического института антибиотиков и ферментов медицинского назначения Г. Ф. Сребницкий легким покашливанием потребовал внимания:
— Произошло ЧП: у всеми нами почитаемого Игоря Михайловича сгорела дача!
Он сделал небольшую паузу, чтобы присутствующие могли осознать и прочувствовать ситуацию.
Но должен сказать, что Игорь Михайлович не пал духом: он лично поручил руководству института разработать мероприятия по ликвидации ЧП. Решение организационных вопросов возложено на начальника научно-организационного отдела Валерия Семеновича Мочалова.
— Из глубины веков пришел к нам обычай миром помогать погорельцу. — В. С. Мочалов еще со времен написания кандидатской диссертации привык тесно увязывать практику с теорией. — Опираясь на эту прекрасную традицию, мы решили восстанавливать дачу силами коллектива. Первый этап — уборка пепелища по субботним и воскресным дням. Автомашины для вывозки мусора занаряжены. Вопросы?
— А если здоровье не позволяет?—робко спросил представитель прослойки слабосильных научных сотрудников.
— Это не шефский выезд на совхозные поля! — пресек попытки увильнуть от пепелища опытный начальник отдела. — В такой момент прикрываться медицинскими справками по меньшей мере неэтично!
Но вскоре руководители операции убедились, что на специалистах по антибиотикам и ферментам далеко не уедешь. Разбирая битый кирпич и обгоревшее железо, кандидаты наук, старшие и даже младшие научные сотрудники проявили полнейшую физическую несостоятельность, вызванную постоянным общением с колбами, пробирками и другой легковесной мелочью.
( Read more... )— Хлюпики эти ученые мужи, — в два голоса жаловались директору И. М. Терешину Сребницкий и Мочалов.— Придется звать на помощь варягов.
— Зовите,—согласился директор.— Заодно подумайте о привлечении квалифицированных строителей.
И на помощь ученым-хлюпикам пришли варяги — оформленные в штат института разнорабочие.
Когда же дело дошло до фундамента, стен и всяких там перекрытий, коллективные выезды и вовсе прекратились: теперь на дачном участке трудились квалифицированные мастера, переброшенные сюда со строительных институтских объектов. Материалы тоже не лимитировались: Сребницкий буквально из-под земли добывал самый дефицитный дефицит.
— Да-с, впечатляет. — Скупо улыбнулся Игорь Михайлович после придирчивого осмотра сауны, зимней оранжереи, гаража и двухэтажного коттеджа площадью за сотню квадратных метров. — Но меня неприятно поражают голые стены.
— Виноваты,—потупились организаторы стройки, — недодумали.
— А вы додумывайте,— чуть шире улыбнулся директор.— Додумывайте в полном объеме.
Вскоре голые стены уже не оскорбляли взыскательный директорский глаз: из института на дачу завезли мягкую мебель, ковры, хрустальные люстры, стереофоническую радиоаппаратуру И тогда Терешин заулыбался совсем широко:
— Ну что ж, будем считать, что вы справились с поставленной задачей. Теперь здесь можно отдыхать.
Но не пришлось Терешину отдыхать на даче.
Коттеджем с оранжереей и сауной, построенными за государственный счет, исчезнувшими из института коврами, мебелью, телевизорами и другими слагаемыми дачного интерьера заинтересовались компетентные органы, и директор Терешин, говоря словами его соседей по камере, погорел...
— Каков Терешин? Чуть ли не в пятьдесят тысяч рублей обошлась государству его дача!—негодовали, встречаясь у институтских ворот, специалисты по антибиотикам и ферментам.—А его заместитель Сребницкий, начальник отдела Мочалов, заведующий сектором Боровков или руководитель вычислительного центра Хлыбов? Как они опозорили наш славный коллектив! Каким пятном покрыли его доброе имя!

Впрочем, теперь-то уж научные сотрудники стараются не смотреть друг другу в глаза и торопятся переключить беседу на последнюю премьеру театра имени Ленсовета или на лечебные свойства богатой витаминами черной смородины. Ну ее, эту скользкую тему о Терешине и его подручных. Того и гляди соскользнешь на разговор о собственной причастности к дачной эпопее. Ведь коллективные выезды на директорское пепелище происходили у всех на виду, да и строительство дачи за государственный счет для многих не было тайной. А известно: если ты равнодушно смотришь, как на твоих глазах совершается преступление, то вольно или невольно становишься его соучастником. Если не с уголовной, то, уж во всяком случае, с моральной точки зрения.

Эту непреложную истину сотрудники института антибиотиков и ферментов теперь уж постигли в полном объеме Правда, лишь после того, как погорелец Терешин действительно погорел.

г. Ленинград.

Постскриптум от arsenikum: Кстати, Научно-исследовательский технологический институт антибиотиков и ферментов медицинского назначения действительно существовал. Основан в 1956 г. как Ленинградский институт антибиотиков. В 1993-м году приватизирован и преобразован в ОАО «НИТИАФ». Окончательно ликвидирован в 2012 году.
Не знаю, зачем вам эта информация, просто к слову пришлось.

Продолжая тему:

Пожалуй, одна из самых специфически советских (и в этом смысле интересных) тем в журнале — критические материалы о работе предприятий. И если статьи и заметки о бракованной продукции, некачественно выполненных работах или злоупотреблении служебными полномочиями сао стороны руководителе — не кажутся чем-то странным, то разборы в неспециализированной прессе технологических, управленческих, логистических и тому подобных процессов — это настоящие «эндемики» советской эпохи. Изнутри ситуации это выглядело, в целом, логичным: при декларировании общенародного характера собственности на средства производства — проблемы производства есть также, до некоторой степени, дело общенародное. А (почти) каждый советский гражданин есть трудящийся (если не в настоящем, то в прошлом или в будущем), и, следовательно, вопросы наподобие связи науки и промышленности, манипулирования плановыми показателями или так называемого бюрократизма в управлении предприятиями для него вроде бы не чужие.

В скобках замечу, что такие материалы «на производственные темы» читатели вниманием не баловали, но к делу это вряд ли относится...

журнал «Крокодил», 1982, №2, стр. 11

Свершилось!

Пожалуй, никогда и ни о ком как в центральной, так и в местной печати не было написано столько фельетонов и критических статей, сколько о директоре Грозненской обувной фабрики В. X. Саидове.

Все, что непозволительно делать руководителям, без всякого вреда для себя делал несгораемый директор. Производил он любые, по желанию, «разгоны» квалифицированных кадров на фабрике. Выпускал настолько повальный брак, что абсолютного чемпионства добилась фабрика по этому показателю. Списания дефицитнейших материалов учинял такие, что разведи руками и больше их никогда не своди. И все это кончалось благополучно для удивительного директора.

В «Крокодиле» (№2,1981 г.) был опубликован фельетон А. Моралевича «Тихой сапой»—очередной фельетон о Саидове. И думалось, что надеяться на решительный официальный ответ бесполезно.

Как вдруг через девять месяцев редакции ответил министр легкой промышленности РСФСР Е. Ф. Кондратьков: «Министерство легкой промышленности РСФСР на заседании коллегии рассмотрело статью «Тихой сапой» и сообщает, что факты, изложенные в указанной статье, в основном подтвердились.

Для улучшения финансово-хозяйственной деятельности Грозненской обувной фабрики и устранения выявленных недостатков разработаны мероприятия, за исполнением которых министерством установлен постоянный контроль.

За неудовлетворительное руководство финансово-хозяйственной деятельностью, необеспечение выполнения плана производства в первом полугодии 1981 года и другие упущения директор Грозненской обувной фабрики т. Саидов В. X. Освобожден от занимаемой должности».

Неужели свершилось? Свершилось.

( Read more... )

Возвращаясь к теме советского периодического издания, как своеобразного контрольно-надзорного органа, куда можно было обращаться с жалобами. Подборка жалоб и примеров «обратной связи».

журнал «Крокодил», 1982, № 19 стр.6

журнал «Крокодил», 1982 г., №10, стр. 04

Может, но не хочет

Инвалид Великой Отечественной войны М. Романовский из Оршанского района Витебской области никак не мог вызвать в его автомашине ЗАЗ-966 заменили поршневые кольца. И он, описывая свое бедственное положение, пишет в «Крокодил»:

- Помогите, дорогие товарищи!

У «Крокодила» поршневых колец к машине ЗАЗ-966 в этот момент не оказалось. В общем, хотим помочь, да не можем. И тогда мы послали письмо М. Романовского в Витебское областное производственное объединение «Автотехобслуживание» со своей просьбой:

- Помогите, дорогие товарищи!

Это заявление проверили, разобрали, и директор названного объединения тов. Б. Кондратюк сообщил, что тоже хочет помочь, но не может. Ибо поршневых колец к этой машине ремонтники не видели в течение всего прошлого года. В конце он пишет:

«Кроме М. Романовского, эти кольца ждут еще многие владельцы автомашин. Только не обращайтесь к Белорусскому управлению. «Автотехобслуживание», потому что у них нет. Словом, помогите, дорогие товарищи! »

Вот так, идя от одного к другому, кто может поспособствовать автовладельцам, а именно - Всесоюзное объединение «Автотехобслуживание».

Оно может, "но не хочет.

журнал «Крокодил», 1 982 г., №2, стр. 11

Причёска по-исфарински

Ее доскональное описание читатели получили, прочитав фельетон «Вскрытие показало » (№ 22, 1981 г.). Напомним, что дамская прическа, выполненная работницей комбината бытового обслуживания таджикского города Исфара X. Рауповой, смотрелась так: «Элемент чисто мужской стрижки «полубокс», частично оголивший затылок, лихо сочетался с коряво выполненным сессуном».

Генеральный директор производственного объединения службы быта г: Исфары С. Самадов сообщил, что автор прически — молодой специалист. Неопытный, стало быть. Поэтому административную ответственность начинающая мастерица разделила с наставником М. Медюшко.

Будем надеется, что после «беседы» с молодыми работниками и их наставниками об ответственности каждого за качество выполняемых работ» желающие постричься будут садиться в парикмахерские кресла Исфаринского КБО без страха, а уходить без упрека.

( Read more... )

Ещё один рассказ о экзистенциальном кризисе советского карьериста, о потери смысла жизни и жизни после потери (вводная часть — здесь). Обратите внимание на паустовско-пришвинские описания природы, «сейчас так не делают».

И, к слову, повторю свой вопрос: с каким таким бортовым компьютером иномарки беседуют герои в 1982-м году? Что-то такое тогда было?

Журнал «Крокодил», 1982 год, № 5, стр. 12

Владимир Свиридов

Болото

Кашин и Потапов дружили. Кашин подчинялся Потапову по службе, молчаливо признавая его превосходство. Он оттенял гений Потапова скромной внимательностью, исполнительностью и учтивостью. Он сопровождал Потапова в неофициальных встречах, на пикниках, прогулках, на охоте и в финской бане. Кашин созванивался, организовывал, пил потаповскую водку и был прекрасным собеседником: умел слушать, не перебивая. Человек, привыкший к поверхностным суждениям, немедленно бы вывел, что Кашин — типичный мелкий прихлебатель и подхалим, но это было бы неверно.

Потапов, со своей стороны, выдвигал Кашина, одалживал ему деньги, привозил из-за границы подарки и, во что трудно поверить, даже написал за Кашина диссертацию и помог ее защитить. Казалось бы, это уж и совсем непонятно, зачем... Но внимательный наблюдатель понял бы: они нуждались друг в друге. Это был симбиоз.

Судьба со свойственной ей иронией распорядилась и в личной жизни их весьма странно: меланхоличный нечестолюбивый Кашин был женат на красивой, похожей на львицу

женщине. Она служила на дипломатической работе, в свободное время переводила с трех языков, прекрасно танцевала и низким голосом пела под гитару старинные русские романсы, от которых хотелось немедленно куда-то поехать в санях и застрелиться. Звали ее Наташа. Мужчины ей были скучны, и к Кашину она относилась ласково за полное отсутствие с его стороны претензий на лидерство. У них была дочь — почти копия матери — высокая, с огненными глазами и железным характером. На отца она смотрела с отчужденным любопытством инопланетянина, а с матерью давно и всерьез враждовала.

Потапову, с его склонностью к сибаритству и позерству, судьба определила стать зятем отставного генерала. Вопреки многим приятным надеждам, от него Потапову не перепало ничего, кроме вечерних рассказов о лихих рейдах в тыл врага и пионерской военной игре «Зарница».

За всю долгую жизнь генерал получил уйму шрамов и именное оружие и от всех привилегий отмахивался с завидным мужеством и упорством Дочь его Татьяна — тихая веснушчатая девочка, с детства привыкшая к переездам и замкнутой жизни военных городков, выросла молчаливой и сосредоточенной. Кокетство было свойственно ей не больше, чем простому солдату, и дух суворовского аскетизма, как проклятье, витал над Потаповым.

После смерти генерала он получил саблю и рукопись неоконченных воспоминаний. Все потаповские сбережения, на которые он мечтал купить машину, ушли на помпезные похороны. Детей у Потаповых не было. Дома у них царил нежилой, казарменный порядок. Вещи стояли строго по ранжиру, и на всем лежала пугающая чистота. Даже домашние тапки стояли в прихожей по стойке «смирно» — пятки вместе, носки врозь, словно застыв в почетном карауле.

Много лег Потапов ломал голову, отчего, несмотря на все его ухищрения, квартира не приобретает ни малейшего запаха человеческого жилья, но лотом махнул рукой и стал реже бывать дома.

За окнами прощальными красками сияло бабье лето. Все признаки осени украшали леса и городские парки... Чувствовалось, что остались немногие погожие дни. Хотелось что-то успеть, что-то почувствовать, запомнить, прежде чем холодным своим покровом опустятся белые снега.

В этим дни и решил Поталов поехать на охоту и пригласил Кашина. Специально для таких случаев когда-то он подарил Кашину свою старую одностволку, а сам приобрел хорошее немецкое, довоенной работы ружье. Охота представлялась как достойный повод побродить по траве, посидеть у костра, выпить на природе водки...

Прогулка в лесу без ружья казалась отчего-то мальчишеством, чем-то непозволительно легкомысленным и несолидным. Хорошим тоном считалось кого-нибудь убить и притащить домой за холодные лапы.

Потапов стрелял в зайцев разрывной медвежьей пулей. Кашин тоже стрелял в каких-то птиц, покидающих в пасмурном небе Россию, и в силу большого расстояния выстрелы его носили символический характер.

Ездили они обычно на машине жены Кашина. Прав у Кашина не было, и поэтому за руль садился Потапов, у которого права были, но не было машины. Машину Наташа привезла себе из-за границы. Это была перламутровая красивая сигара, которая выглядела среди левитановских пейзажей весьма экзотически. Внутри машины шел двадцать первый век. Это было иное, суверенное государство, и жилось в нем совсем как в мечтах Потапова. Сквозь затемненные гнутые стекла все окружающее казалось скучным документальным фильмом. Наташа, навидавшись всяких видов, относилась к машине равнодушно и называла «тачкой». Кашин смотрел на машину, как и на Наташу, с сознанием, что всего этого он недостоин. Потапов чувствовал, что эта машина принадлежит другому человеку по чистому недоразумению. Он знал, что она создана для него. Откинувшись в кресле и негромко перебрасываясь по-английски с бортовым компьютером, отвечавшим ему приятным баритоном, он вел ее по загородному шоссе.

Потапов знал назначение множества клавишей и кнопок, хотя даже Наташа точно на могла ответить, зачем они нужны.

Оставив машину у сторожки знакомого лесника, друзья взяли ружья и, шурша прошлогодней листвой, направились в лес. Не успели они отойти и на сто шагов, как послышался сигнал. Потапов бегом вернулся к машине. Подошедший Кашин услышал их диалог.

— Хэлло, босс, — сказала машина.

— Хелло, бэби, — сказал Потапов. В чем дело?

— Включить ли мне противоугонное устройство, или бой отгонит машину к месту стоянки? Если ты задержишься, через какое время вызвать полицию? — с легким оксфордским акцентом спросила машина.

— Мы вернемся часа через два. Ни о чем не беспокойся. Здесь рядом живет наш друг, — сказал Потапов на прекрасном английском языке. — Бай-бай.

— Ол райт,— сказала машина, и стекло кабины плавно поднялось.

Они углубились в лес. Тонкие солнечные лучи пронизывали редко стоящие деревья... золото опавших листьев, нежные тени стволов, голубые кусочки неба, таящиеся среди сияющих крон... Где-то далеко кричала какая-то птица: фю-ить, фю-ить...ить, ить, фью, фью!

— В такой день хорошо умереть... — тихо сказал Кашин. — Вместе с умирающей природой... Не зря Пушкин так любил осень.

— Ты что! — остановился Потапов. — Что это ты о смерти вдруг заговорил? Что-нибудь случилось?

— Да нет...— Кашин замялся. — Просто так. Отчего-то подумал, что большая часть жизни уже позади... Тоже своего рода осень, время итогов. Осталось так, пустяки...

Он обошел Потапова, остановился, повернулся к нему:

— А ты разве этого не чувствуешь?

— Ну, знаешь ли... — Потапов развел руками.— Никогда не думал, что в тебе столько лирики... Что это с тобой вдруг?

Он подошел к Кашину, взял у него ружье, закинул за спину и молча пошел вперед.

— Может, дома что-нибудь? — на ходу спросил он.

— Да нет...—сказал Кашин. — Это. я так просто. Все в порядке. Жена едет в это... как его... Зимбабве. У дочери тоже все нормально... Только не знаю, отчего это все так.. Знаешь, Михалыч... Словно прожил не свою жизнь. И родная контора... Тоже... Ты прости меня. конечно... Все эти дренажные сооружения, мелиоративные комплексы — такая меня от всего этого берет тоска! Так все это...

Потапов остановился и внимательно посмотрел ему в глаза.

Кашин осекся и виновато посмотрел на Потапова.

— А ты думал, я родился на свет, чтобы сидеть в нашей шараге? — спросил Потапов. — Нет, мой милый. Я был рожден для солнца, для синего моря, для красивых баб... Для такой машины, которую притащила себе твоя жена оттуда, где капитал угнетает человека. А моя жена по четвергам готовит мне рыбу, потому что прочитала в столовой, что четверг — рыбный день. Она всему, что слышит, верит безоговорочно. И она счастлива. А я нет. Ну и что? Пустить себе в лоб пулю? На это способны только великие люди. А мы с тобой служащие. И нечего тут изображать герцога Нортумберлендского. Живешь с красивой бабой, одет, обут, имеешь роскошную машину, кандидат наук. Что тебе еще? Я бы с тобой поменялся.

Кашин жалко улыбнулся и кивнул. Он взял ружье у Потапова, и они молча пошли дальше.

Закуковала кукушка.

«Кукушка, кукушка, сколько мне еще жить?» — мысленно спросил Кашин.

Ку-ку, ку-ку, ку-ку... — долго куковала кукушка. По ее счету выходило, что жить Кашину почти до века— вот так, год за годом — ку-ку, ку-ку...

Из сторожки вышел дед Кузьма, лесник. Подошел к машине, хотел прикоснуться, но машина замигала фарами, загудела, откатилась на два метра...

С нами крестная сила! — прошептал побелевший лесник и, со страхом озираясь на диковину, сел на велосипед и укатил.

Тем временем друзья вышли к болоту. Хлопая крыльями, почти из-под ног поднялся красавец селезень с шеей изумрудного павлиньего цвета и, сверкнув в луче, поднялся на высоту...

— Жаль, собаки нет! — подосадовал Потапов.— Пошли...

Он взял ружье в руку и направился к зарослям осоки на краю ярко-зеленого лужка.

— Там топко... Слышь, Михалыч!— предупредил Кашин.

Потапов ничего не ответил. Кашин качнул головой и последовал за приятелем.

— У тебя хоть чем заряжено ружье? — спросил он.

— В левом жакан. В правом дробь, — сказал Потапов — А что?

— Да так...

Из-за покрытой осокой кочки вылетели дикие утки. Потапов выстрелил. Через мгновение выстрелил и Кашин. В облачке медленнокружащихся перьев камнем упала тушка убитой птицы.

Потапов горящими от возбуждения глазами посмотрел на Кашина.

— Твоя... — с улыбкой кивнул Кашин, хотя оба приятеля знали, что это ложь. Так уж повелось — он всегда уступал Потапову. Потапов отвернулся и, ловко ступая с кочки на кочку, направился к тому месту, где упала добыча.

Кашин переломил ружье, вытащил гильзу и вогнал в ствол патрон.

Почти тотчас же он увидел четыре пять птиц, летящих прямо на него...

«Только бы Михалыч не спугнул!» — взмолился он про себя.

Осторожно поднял ружье, провел стволом, словно сопровождая, и, дав опережение, нажал на спусковой крючок... И почти одновременно с выстрелом к его ногам тяжело упал красавец селезень. В смертной истоме медленно вытянул он крыло... На янтарном клюве появилась брусничная капелька крови... Эта было и страшно и красиво-— мгновенная смерть на ярко-зеленой болотной траве, блеск красок осени, и резкий рисунок мертвой птицы... Гром выстрела, эхо в лесу, запах пороха... Мгновенная оторопь природы, которая с исступлением созидателя вновь тотчас же принялась плести паутину жизни: пробежал какой-то нелепый водяной жук на длинных лапках, пролетела стрекоза, закричала давешняя птаха: «фю-ить, фю-ить». Подул ветер. «И все... — подумал Кашин. — Что изменилось в мире?»

И в душе его родился протест, ибо ему казалось оскорбительным невнимание природы к факту смерти. Значит, когда-нибудь и он сам так же погибнет, сойдет со сцены и ничто не изменится — люди будут говорить банальности, ссориться, смеяться, убивать... А его не будет... Это показалось ему настолько несправедливым, что он даже покачал головой. Вздохнув, он поднял тушку, продел шею птицы в ременную петельку ягдташа и хотел перезарядить ружье, как усльнциал голос Потапова. .

— Коля! Коля! — звал тот, и Кашину показалось, что голос его звучит несколько неестественно.

Он направился на зов. Голос доносился из-за островка, поросшего осокой и камышом.

— Иду, Михалыч! — крикнул Кашин.—Ну что, нашел? А я такого красавца промыслил... Гляди!

— Коля! Осторожно! Здесь топь... Я провалился, — крикнул Потапов.

Подойдя к островку, Кашин увидел, что за ним было окно — так называют болотные омуты, прикрытое сверху ярко-зеленой травой.

Когда человек ступает на такое окно, он успевает сделать шаг, другой, прежде чем топкий слой торфяной почвы, переплетенный корнями трав, прорвется, и он падает в трясину.

Потапов попал именно в такое гнилое место. Пестрая серая уточка лежала на виду у куста болотной осоки, и он неосмотрительно шагнул к ней. Он погрузился почти весь, над топью торчали лишь плечи и руки, сжимавшие ружье. В глазах, странно расширившихся на побелевшем лице, сквозил животный ужас.

— Шест..— сдавленным голосом крикнул Потапов, словно боялся разбудить топь.

Кашин кивнул и кинулся к росшей неподалеку чахлой березке.

Одним движением он вырвал ее из рыхлой почвы и, вернувшись, протянул комель Потапову. Потапов ухватился за корни, посмотрел на Кашина.

— Дай ружье! — сообразил Кашин.

Взяв у приятеля ружье, он положил его на осоку, снял ягдташ и бросил на землю, невольно отметив сходство натюрморта какой-то древней голландской картиной — зеленая трава, сумка, селезень, оружие...

Крепко упершись ногами в казавшуюся твердой почву островка, он начал тянуть Потапова. Медленно-медленно топь отпускала свою жертву... Вот он показался почти по пояс...

И когда, казалось, все уже было в порядке и Потапов облегченно вздохнул, весь спасительный островок с Кашиным, натюрмортом, Потаповым, злосчастной березкой — все быстро, неправдоподобно быстро стало погружаться в вонючую воду.

Кашин сразу окунулся с головой, но в последний момент инстинктивно схватился за что-то и высунул голову. Этим чем-то оказался его товарищ и начальник Потапов. Тот, в свою очередь, держался за березку, завязшую в камышах.

— Дурак,—процедил Потапов негромко. — Ружье утопил, козел. «Зауер», трофейное ружье — ему цены нет...

— Погибаем, а ты про ружье... — сказал Кашин. — Ведь погибаем, Михалыч!

— А, пошел ты...— сказал Потапов—С такой размазней только и дохнуть в болоте. Одно слово — Кашин. И фамилия у тебя такая и сам такой.

— Что ты на меня?... Я ведь из-за тебя...

— Убери руки, паскуда! — оскалился Потапов.—Не тяни меня за собой...

Кашин молча рванулся к ближайшей кочке, схватился за нее. Мягкая медленная волна всколыхнула ряску, мертвый селезень закрутился вокруг уточки...

— Ненавижу тебя, хлюндя, — тихо бросил Потапов.— Возился с тобой, диссертацию тебе писал, тащил на себе... В любом деле ты своей бестолковщиной можешь навести уныние... И гибну-то глупо, по-дурацки. из-за тебя... Даже вытащить не смог! Болван! Ублюдок!

— Врешь, Потапов, — сказал Кашин.— Отчего не сказать правду? Хотя бы теперь... Побежал ты за уткой, которую я подстрелил. Сам знаешь. Нужен я тебе был, поэтому и тащил меня. Тебе умный зам со своими принципами был не нужен. Я тебя устраивал... Ты ко мне мог прийти с бабой, не боялся, что подсижу... Рядом со мной ты, гнида, выглядел более выигрышно — на контрасте, ты не думал, почему я все терпел?

— Ну и почему? — повернулся Потапов.

Он так заинтересовался оборотом разговора, что даже выпустил из рук березку и тотчас же погрузился в болотную жижу. Кашин терпеливо подождал, когда он, отплевываясь, вынырнет и схватится за корни дерева.

— А потому, что я люблю Таню, — сказал Кашин.

— Таню?! — поразился Потапов.—Мою Татьяну?!

— Да— сказал Кашин —И она меня любит. Давно.

— Вот так номер!— сказал Потапов.— Стоит утонуть, чтобы узнать такую новость! А как же Наташа?

— При чем здесь Наташа? Главное, я тебе сказал. Конечно, надо было с самого начала тебе все сказать, но не хватало характера. Да и жалко было...

— Кого?! — изумился Потапов.

— Тебя, хотя ты скотина порядочная...

Оба замолчали. Солнце заходило, и теперь его косые лучи едва касались лиц приятелей.

— Может, покричать? — предложил Потапов. — Давай вместе: три-четыре! Спасите!

— Помогите! — крикнул Кашин.

— Давай кричать что-нибудь одно! — зло сказал Потапов.— Или «спасите», или «помогите».

— Ладно, давай «спасите», — согласился Кашин.

— Вытащат—я тебе всю рожу разобью! Застрелю гада!—пообещал Потапов.—У тебя с Танькой что-нибудь было?

— Десять лет— сказал Кашин. — Рога у тебя —как у лося.

— Спасите! —крикнул Потапов.

Кашин поддержал:

— Спасите!

И вновь на болоте воцарилась тишина, лишь мертвый селезень плавал среди ряски, и в тусклом сером его глазу отражалось маленькое солнце.

— А такой тихоня... — плюнул Потапов. — Лез без мыла, ходил овечкой...

— А что было делать? — сказал Кашин.— Потерпел бы ты рядом с собой другого человека? Ты только холуев и любил...

— Рано ты обо мне в прошедшем времени говоришь, — сказал Потапов.

— Нет, тебя твой оптимизм и в болоте не покидает. Умрешь оптимистом, — хмыкнул Кашин.— А это тоже прекрасно...

Кузьма пил в сторожке чай, дул на блюдце и смотрел в окно на красную полоску заката. На стене звонко тикали ходики с хитрой лисой на циферблате: как ходил маятник, так из стороны в сторону ходили хитрые лисьи глаза.

Неожиданно за окном что-то произошло: стоявшая на опушке леса машина ожила: загорелись и погасли фары, послышался призывный гудок.

— Господи... — прошептал лесник — Как бы не случилось чего...

Он вышел на крыльцо, помедлил немного, потом свистнул собаку. Собака медленно подходила к машине, рыча и скаля зубы. Шерсть на загривке поднялась дыбом.

Стекло кабины со стороны водителя плавно опустилось, и приятный баритон произнес:

— Товарищ Кузьма, лесник?

— Да..—снял шапку Кузьма.

— С вами говорит бортовой компьютер автомашины товарища Наташи Кашиной. Пять часов назад товарищ Кашин и товарищ Михалыч ушли и оставили программу на возвращение через два часа. Бортовой компьютер предупреждает о возможном эксиденте. Выясните причину задержки и сообщите полиции. Не исключено, что в этой истории замешаны «красные бригады». Бортовой компьютер. имеет запись последних бесед товарища Кашина с товарищем Михалычем. На мой запрос по радиотелефону городской полицейский координационный центр не отвечает.

— Вас понял, товарищ бортовой... товарищ гражданин!— вытянулся во фрунт Кузьма. — Разрешите идтить на болото с това... с соба...

— Идите.

— Минька!— Лесник поманил собаку и быстро зашагал к болоту.

Поздно ночью усталые и грязные друзья ехали домой.

— Жаль ружье... — вздохнул Потапов.

— Пустяки, Михалыч! — улыбнулся Кашин. — Главное, живы...

— Ну как, поедем завтра в сауну? — спросил Потапов.

— Поехали. После такого купания — самое оно...

— Сволочь ты все-таки! — покачал головой Потапов. — Никаких у тебя принципов моральных — ни хрена...

— Брось, Михалыч! — лениво сказал Кашин. — Тебе кто нужен — зам или монумент?

Потапов улыбнулся.

— Все знаешь, шельма.

— Ну вот видишь! — Кашин обнял друга.

Приятели многозначительно переглянулись и дружно рассмеялись.

Продолжаю чтение журнала «Крокодил» (вводная часть тут). В номерах юмористического журнала №3 и №5 за 1982 год занятная тема — смерть. Впрочем, ничего особенно скандального там нет.

Во-первых, самоубийство как таковое (а тем паче несостоявшееся) не было табуированной темой; можно вспомнить «Ответный удар» (из цикла «Следствие ведут ЗнаТоКи», 1975 год), фильм «В моей смерти прошу винить Клаву К.» (1979 г.), да и пьесы Александра Вампилова тут упомянуть будет уместно. Во-вторых, главной темой в этих рассказах был, конечно, не суицид, но — пафосно выражаясь — «нравственное банкротство» людей, по меркам позднего застоя довольно успешных, в том смысле что есть приличная должность, есть в кармане пачка «marlboro» (так и пишут «марлборо», буковка в буковку), есть знакомство с «нужными людьми» типа директора бани (а у того-то в «в сауне не продохнуть от знаменитостей: хоккеисты, актеры, писатели, директора ресторанов»), а вот счастья в жизни нет, а есть усталость и омерзение. И вроде хочется удачливому карьеристу любви большой и чистой, а вроде и нет её нигде, и кругом шлюхи, и сам в некотором смысле шлюха, и на душе вечная слякотная осень и кризис среднего возраста. Очень, в сущности, советская тема.

В рассказах этих ещё есть крайне примечательные приметы технического прогресса начала 1980-х. И если компьютерные тесты на совместимость меня, в принципе, не удивляют (аккурат в то время о разнообразных тестах на ЭВМ было много разговоров), то говорящий бортовой компьютер в иномарке (появится во втором рассказе) вызывает недоумение. Это вообще о чём? Под этим есть какое-то «историческое основание» или перед нами что-то вроде баек 1970-х — начала 80-х о японских плоских телевизорах, которые можно в рулончик скатывать?

Журнал «Крокодил», 1982 год, №3, стр. 12

Дм. Иванов, Вл. Трифонов

Игра в прятки

Это раньше меня от нее током било. Протянешь руку — и искра. А может, это вовсе и не любовь была, а так... статическое электричество? Вот тоже, помню, стянешь нейлон через голову, и вокруг тебя свечение, как возле «Летучего голландца». Когда все это разрядилось само собой?..

Ну, пил бы я по-черному, от получки до получки. Ну, застукал бы друга ее детства, разгуливающего в моем махровом халате. Так нет же! Все было, как у людей. На завтрак жарили гренки с тертым сыром. Песика собирались завести, пуделя или хина. Плёнки Жванецкого слушали, И вот те на!..

А я-то как порядочный, из командировки день в день. Там, в Астрахани, эта Люда все подначивала: оставайся, мол, на субботу-воскресенье. Главное, и баба умница, и все при ней. Моя группа крови, словом. Нет, поперся домой!..

И вот я стою, как... не знаю кто, посреди квартиры, и мне хочется шмякнуть об пол арбуз, оттягивающий руку. Арбуз не простой, с секретом. Он куплен у браконьеров на рыбном базаре и набит черной икрой. Гостинчик жене вез, идиот!..

Тут я четко понимаю: все, житья теперь не будет, засмеют! Надо завязывать окончательно! Я еду к газовой плите и открываю краники. Газом и не пахнет. Зато с прикрытой сковородки тянет жареным. Я запихиваю в рот холодную, хорошо начесноченную котлету и вспоминаю, что в доме началась установка электроплит. Газ, понятно, уже отключен. Отравление отпадает.

Выкинуться из лоджии? А толку? Второй этаж. В лучшем случае только ногу сломаешь. Что стоило при жеребьевке вытянуть десятый?..

Остается петля. Я прилаживаю веревку к крюку, пересчитываю дохлых мух в хрустальной розетке люстры и соображаю: не оставить ли прощальное письмо? Ух, можно хлопнуть дверью!.. Но нет, потом скажут, про письмо не забыл, а за квартиру два месяца не плачено!

Петля получается замечательная. Единственная вещь, которая подошла мне с первой примерки.

— Ну,— дожевывая котлету, обращаюсь я к человечеству, которое меня не слышит, —счастливо оставаться!..

И вдруг до меня доходит, что я внутренне не готов. Вот если бы вошла Галюнька! Завис бы на мгновение с расчетом, что она тут же веревочку перестрижет...

Тут я слышу, что кто-то упорно звонит в дверь. Что за невезуха, и повеситься спокойно не дадут!

В квартиру вваливается веселая компашка. Все наперебой меня поздравляют, и я постепенно понимаю, с чем. С третьей годовщиной свадьбы, оказывается!

— А где Г алюнька?— вопят они уже застольными голосами и тычут мне какие-то гладиолусы.

Я набираю воздуха, чтобы выложить все, что я думаю про их распрекрасную Галюньку, но ничего не выкладываю.

— Бойцы! — восклицает Августина.

Это юмор. Когда в сорок пять никакой личной жизни, одно спасение — юмор — Бойцы!—восклицает Августина. — У меня жуткое подозрение, что нас не ждали!

— Экспромт даже лучше! — подает голос Тая, розовая и пышная, как пирожное с кремом.

Они уже выгружают из сумок длиннобойные бутылки. Я покорно иду на кухню за своим арбузом.

Из лоджии тянет дымком отечественного «Марлборо». Там покуривает Игорь Александрович, одетенький и гладенький, как референт. Впрочем, он и есть референт какого-то туза. С ним Вадик Ступишин. Ему уже полтинник, и плешь сияет, но есть такие, кого до гроба зовут Вадиками. Он директор плавательного бассейна. Туда мы ходим в сауну, чтобы оттянуло после вчерашнего.

рисунок Г. Огородникова

( Read more... )

— Как тебе моя Надя? — спрашивает он у референта.

— Хороший человек! — отвечает тот. — Все имеется. И портрет лица и фигура тела. Видимо, большой ученый?

— Ладно тебе! Человек трудится манекенщицей. А подружек ты бы видел! Гренадерши! Покажу при случае.

— Стоп! Вот тут стоп! — возражает референт. — Для меня лучше моей Тайки нет!

— Я ж с тобой шутку шучу, начальник! — говорит Ступишин. — Всем известно, у тебя семья — скала! А я все в свободном поиске. Но, кажется, Надя — моя конечная остановка!

Надя, соображаю я, это та дылда, похожая на немецкую куклу, какую я подарил Галюньке в нашу первую годовщину. Значит, ее Вадик привел. Ну, ну! Отчего-то мне тошно их слушать. Я иду в спальню и шебуршу там в поисках арбуза. За моей спиной беседуют Тая, референтская жена, и Мария, вечно вымотанная своими батманами и фуэте.

— А Леня ничего, что ты все время в разъездах? — щебечет Тая.

Леня — это художник-график. Их давние отношения с Марией определяются известной фразой: «Есть у меня человек».

— Сергухин у меня лапочка, все понимает!—Мария, как водится среди муз и граций, кличет своего графика по фамилии.— Что же: режим, диета, класс —и все зря? Чтобы дома оладушки жарить?

— Ну, ты могла выйти за кого-нибудь из своих балетных. Вон у вас там какие мальчики стройные и прыгучие.

— Спасибо, мне этих прыгучих на работе хватает. Ты не сердись, лапуля, что я так про оладушки.

В высокоразвитых странах женщины вообще не работают! — заявляет на это Тая. — А дома, знаешь, тоже, как на конвейере, постирай, приготовь, уберись. А еще Алёнка. На фигурное ее надо сводить? Английский с ней долбить надо?

Меня мутит от их замечательной личной устроенности Я снова тащусь за арбузом на кухню Тут торчит Леня Сергухин. Сейчас он дает ласковый подзатыльник последней бутылке и от нечего делать начинает вязнуть ко мне:

— А Галюнька-то где? Так всегда и бывает, если мужик с самого начала себя не поставил Идеальный вариант у нас с Марией. Без штампов в паспортах, на полном доверии!

Меня бесит его довольный вид, и я, продолжая сыск арбуза, волокусь в прихожую. У зеркала вертится дылда с лицом немецкой куклы.

— Так вот вы какая, Надя! — говорит Агустина, угрюмо ждущая своей очереди.

— Ой, что вы! Я сегодня не в форме! — Надя с удовольствием разглядывает свое отражение. — Устала. Липнут всякие на каждом шагу!

— Да, тяжко! — ледяным тоном говорит Августина. — Зато смотрите, как вы мигом уложили на лопатки моего мужа.

— Какого мужа? — у куклы закатываются глаза.

— Вадика Ступишина. Не пугайтесь, я его мужем в шутку зову. Когда-то ему предложили работу в Москве, а прописки не было. Вот друзья и подыскали ему одну немолодую страхолюдину. А я все равно комнату сдавала.

Я ухожу. Я знаю эту историю. Я сам их познакомил пару лет назад.

Наконец все за столом. Расселись этакими голубиными парочками. Клювик о клювик почистить осталось.

— А где же Галюнька? — упорствует кто-то.

Это имя для меня, как красная тряпка для быка. Затуманенный яростью взгляд падает на арбуз, который стоит, оказывается, у меня под носом. Я хватаю его и ахаю об стол:

— Завязано с вашей Галюнькой! Навсегда!..

Рюмки уже подняты, и не выпить глупо. Все выпивают, потом машинально тянутся ложками к разверстому арбузу и начинают вдумчиво жрать икру.

— Как завязано?.. — говорит вдруг опомнившаяся Тая. — Она бросила тебя?..

Так я и знал! Им обязательно нужна драма. Им хочется, чтобы я за женой с топором по улицам гонялся! А если всего лишь прощальная записка на подзеркальнике и сковородка холодных котлет?..

— Никто никого не бросал! — вру я, вставая с рюмкой. — Несостоятельность нашего семейного союза доказана научно. Он мог рухнуть в любой момент. Так зачем, спрашивается, тянуть резину? Слава богу, на дворе двадцатый век. Вы хотите жить по старинке, вслепую? А вот мы обратились к электронному разуму. И тихо-мирно разбежались. Выпьем за разум!

— Да что вы его слушаете?—гудит в тишине Ступишин. — Начальник нас разыгрывает!

Все молчат, и я чувствую, что электронная версия не очень-то проходит. Они хотят знать, как эта машина сумела раскассировать такую здоровую ячейку общества, как наша с Галюнькой.

И я вдохновенно вру, что мной были учтены абсолютно все факторы, влияющие на крепость семьи. Их тысяча двести шестьдесят семь! Там есть банальные вопросы, вроде: «Могут ли у супругов быть секреты?» Есть и позаковыристей: «Нравится ли зам артист Боярский?»

Я замолкаю, увидев, что один за другим все тянутся к выходу. «Подождите! — хочу крикнуть я. — Ну, семья распалась! Это же, не заразно!» Только я опять ничего не кричу. Клацает замок, и в квартире наступает неестественная тишина. Поздно уже обернуть в шутку всю ту чушь, которую Я им напорол...

Я принимаю одну рюмку, другую. Закуриваю «Марлборо» — Игорь Александрович в спешке забыл. Нет, это же надо! Холостая квартира, гуляй — не хочу, а разбежались... Стареем...

Я подсаживаюсь к телефону и обнаруживаю, что в записной книжке-то негусто. Повычеркивал всех после загса, умник! Но все же кое-кто есть...

Конечно, подходит мужик. Братик, может? Начинаю аккуратно: «Добрый вечер! Нельзя ли попросить Зою?» Текст, который долдонит предполагаемый братик, не представляет интереса. А с моей стороны беседа выглядит так:

— А с кем я говорю, с братиком? Ах, с мужем... А это ее школьный товарищ. Почему не верится? Ну, допустим, моя фамилия Куздюмов. Что? Так вы с ней в обычной школе учились, а я в музыкальной. А вы дайте ей трубочку. Ах. вот как... И сколько же лет вашей дочурке? Месяц всего? Ну, простите. Желаю ей приятного аппетита!..

Лишь на пятый звонок клюет какая-то Раечка, значащаяся в моей записной книжке под именем Романа Павловича. Не помню — кто, что, по какому случаю, но хоть живая душа придет!

Звонок раздается через двадцать минут. Фантастика! Если она на такси разорилась, надо будет компенсировать как-то по-джентльменски. Икры, что ли, ей в майонезную баночку нагрузить?

Я распахиваю дверь и прямо-таки балдею.

— Салют, старичок!—говорит Игорь Александрович, глядя на меня глазами, ясными, как надраенные пуговицы.

«За своим «Марлборо» вернулся», — догадываюсь я.

— Старичок — бледно улыбается референт, — я вспомнил, что надо отвезти доклад шефу на дачу. Не желаешь составить компанию? Развеешься на свежем воздухе, старичок.

— Брось ты это: старичок, старичок. Говори, что надо?

— Понимаешь, старичок... — Он замечает свои сигареты, закуривает и пачку сует в карман.— — Я хочу, чтобы ты на своей машине выдал мне прогноз

«Издевается!»—-сатанею я и сухо говорю, что, как он сам понимает, я давеча пошутил. Шутка была, шутка!

— Само собой, старичок!—подмигивает референт. — Так любому и скажу. — Ну, а все-таки? Затраты возмещу

«Уж не сбесился ли?—думаю я. — Ему-то зачем?»

— Конечно, старичок, у нас с Тайкой отличная семья. Но это семья. А для души? Имеется одна женщина, старичок... Ты не думай, у нас с ней пока ничего криминального. Мне в принципе интересно установить нашу совместимость...

В дверях раздается звонок. Раечка, как вовремя! Референт проявляет вдруг поразительную нервозность. Я сплавляю его в соседнюю комнату и иду открывать. Но за дверью далеко не Раечка. Там график Сергухин и его истомленная Жизель.

— Сергухин, говори!—требует Мария-—Ты в конце концов мужчина или нет?

— Может, вы это выясните дома? — говорю я.

— А у нас нет дома! — отвечает она с морозной усмешкой, и я вспоминаю, что в последнем акте Жизель, кажется, тоже свихнулась. — Есть моя однокомнатная квартира, стоящая на запоре, пока я мотаюсь в гастроли. Есть его мастерская, где я появляюсь на правах приходящей жены. А больше ничего нет!

— Почему же? — взвивается график,— Есть кожаный пиджак, который ты мне привезла из Аргентины! Есть сковородка из Осло, на которой можно жарить без масла. Есть еще аэропорт, где я торчу с гвоздиками, встречая ваш театр!..

А я-то тут при чем? Разве я заставляю их разыгрывать этакую ультрасовременную пару? Ну, хорошо, сделали когда-то балетной девочке операцию мениска. Ну, отвезли ее добрые друзья развеяться в мастерскую к одному начинающему гению. Ну, обнаружила утром балетная девочка, что проснулась в той же мастерской среди эскизов к «Вини-Пуху». Конечно, историйка не тургеневская. Но ведь они ничем не связаны, а почему-то столько лет держались друг за дружку!..

— А не пора ли вам кончать с этим бредом?—говорю я

Пора, оказывается. Они и пришли за решением к моей машине: разбегаться им или... Мне становится неловко, будто они разделись догола. Поэтому я не возражаю, когда они, услышав звонок, опрометью кидаются на кухню.

— Игорь случайно не возвращался? — переступая порог, спрашивает пирожное с кремом по имени Тая. — Звонила шефу, там его нет. Может, завел женщину?

— Да ты что!—говорю я без особой убежденности.

— А что? Домохозяйки вроде меня когда-то надоедают. Вот Мария! Весь мир объездила. У такой можно спросить: что новенького? А у меня что? Что малосольные огурцы на углу давали да за два человека до меня кончились?

Полный привет! Неужели и эта к электронной машине клонит, думаю я. Да, она клонит туда. Она уверена, что мой рассказ произвел на Игоря впечатление. В общем, не могу ли я, если он ко мне обратится, сказать, что машина сломалась?..

Тут раздается очередной звонок, которому я уже не удивляюсь.

— Это Игорь!..— мертвеет Тая.— Куда бы мне, а?..

Действительно, куда? Разве что в ванную. Заодно и умоет зареванное лицо. Сделав это, я распахиваю входную дверь.

— Это я, начальник! — глупо улыбается мне Ступишин.

— Не тяни! — говорю я, — Ближе к делу!

— Как тебе моя Надя? — преет он. — Смотрится, не отрицаешь? Но к девушкам у нас одни требования, а к женам другие. Такому бобру, как я, не жар-птица нужна, а добрая бобриха.

— К чему ты мне басни про каких-то бобров плетешь?

— Кто же знал, что можно провериться по науке?..

Мне смешно видеть, как эта гора мышц начинает вдруг трястись от простого звонка, опять заливающегося в прихожей. Куда прятать? Хорошо, у меня санузел несовмещенный.

— Я сделала потрясающее открытие! — с ходу заявляет Августина, возникая на пороге. — Оказывается, я — женщина! Причем любящая! Но не любимая!

— Ну, и какой же тебе нужен прогноз? — в лоб говорю я.

— Представь, отрицательный! Чтоб никаких глупых надежд! Только об этом не должен знать он!

— Кто он?

— Ступишин. Мой фиктивный муж.

Тут, как назло, в помещении, где томится Вадик, не знаю уж, по какому поводу, с шумом спускается вода.

— Канализация!—поясняю я вздрогнувшей Августине. — Что ты хочешь, мы своей жизнью живом, она своей.

Это я, с позволения сказать, шучу, А сам жду очередного звонка. Вот и он! Я выпускаю Августину в лоджию...

Надя впархивает в облачке приторного парфюма. При такой головокружительной стати лукавство ей ни к чему. Она прямо интересуется, велика ли очередь к электронной машине.

— Знаете, манекенщица — это только девушка с хорошими внешними данными. А Вадик такой человек! У него такие знакомства!..

Это верно. У Ступишина в сауне не продохнуть от знаменитостей: хоккеисты, актеры, писатели, директора ресторанов...

— Вы разве не в бассейне познакомились?—зондирую я.

— Только между нами. — Она переходит на шепот. — Это не я была тогда в бассейне, а Тамарка. Мы обе сорок шестой размер и прически одинаковые. Она тогда согласилась встретиться с Вадиком, чтобы отвязаться. У нее есть человек. Фехтовальщик из сборной. А я пошла вместо нее. И Вадик не заметил. А если потом выяснится, что я ему не подхожу, представляете?

«Крепко! — думаю я. — Бедный Вадик! Доигрался!»

Но тут я понимаю, что если кто и доигрался, то это я. Зачем я позволил нашпиговать себя чужими тайнами? Нет, пожалуй, мы все доигрались. Взрослые люди, а играем в прятки. А что если однажды взять и выйти из тех уголков, где мы притаились и отсиживаемся, будто бы счастливые?

— Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать! — кричу я и, распахнув двери, выволакиваю приятелей из укрытий. — Ну? Как я вас всех застукал?..

Быстрее других очухивается, понятно, референт.

— Не знаю, кто как,—говорит он, — а я лично пришел сюда только смеха ради, шутки для!

Это хороший ход. Все на глазах становятся бодрее. Сейчас они запросто выставят меня жалким идиотом, не понимающим дружеских розыгрышей.

— Ах, какой поворот сюжета! — Я безжалостно расходую остатки иронии. — Значит, шутка?

— А ты что думал? — дергает плечиком Мария.

И они начинают смеяться. Плохо, фальшиво, деревянными голосами, точно массовка в телевизоре. Тогда я предлагаю еще раз прокрутить всю историю, чтобы посмеяться всем вместе. Но почему-то это невинное желание им не по душе. В их глазах мелькает тревога.

— Нельзя же шутку продолжать до бесконечности! — протестуют они — Скучно и глупо!

— Братцы, да он же хорош! — вдруг восклицает Игорь Александрович. — Он же накушался, на ногах не стоит!

Этот ход еще лучше. С пьяным можно и резко обойтись для ого же пользы. И вот уже банщик, референт и график подступают ко мне. Надя вспархивает на табуретку — ах, что за ножки!—и тянет с крюка забытую петлю, чтобы вязать.

— Только без рук!—дурашливо ору я, делаю неловкий рывок в сторону и... проваливаюсь в темноту. Кто-то случайно стукает меня по темечку. Или я сам ударяюсь об угол телевизора.

— Сам виноват! — говорит Сергухин, как сквозь вату — Шуток не понимает!..

Сегодня они с Марией, пожалуй, не станут выяснять отношения. Да и другие тоже. Игорь Александрович забросит шефу доклад, а после вернется в свой ухоженный дом и наработанной лаской утвердит семейное счастье. Мне становится смешно.

— Смеется, значит, будет жить! — облегченно вздыхает Ступишин.

Они уходят. Теперь я могу полежать и подумать. Дурачье! Решили, что все утрясется. Чушь! Это в песнях счастье само стучится в дверь Почтальоны стучатся, школьники за макулатурой. А счастье само не стучится, нет!..

На этом мысль моя обрывается, поскольку кто-то кличет меня по имени. Разлепив глаза, я вижу склоненное надо мной бледное лицо удивительно чужой женщины. От нее веет холодом.

— Брысь, костлявая, брысь!.. — бормочу я.

— Понятно! — оскорбленно говорит Раечка, значащаяся в моей записной книжке под именем Романа Павловича. — Все вы одинаковые! Как выпьете, давай звонить подряд по всем телефонам. Так вот больше мне не звони, ясно?

Я встаю с паласа и ковыляю к разгромленному столу.

— Горячишься, Раиса. Что уж, прилечь в своем дому нельзя? Сейчас мы с тобой отдохнем, потрепемся, то да се...

Раечка моментально оттаивает и спрашивает легко:

— А ты вроде женат. Супруга в отъезде?

Тут уж играть в прятки нет никакого смысла. И я говорю.

— Был женат. Рассосалось.

Раечка не соболезнует, не принимает скорбного вида. Она просто поднимает рюмку и смотрит на меня сквозь вино. Я тоже смотрю в ее почти Галюнькины глаза, и все наперед мне известно до оскомины. Утренний кофе. Гренки с тертым сыром. Разговоры о песике, пуделе или хине. Россыпь шуток Жванецкого с магнитофонной пленки...

А потом—в сауну к Ступишину. Там, конечно, будут все наши. Интересно, что мы скажем друг другу? Неужели опять обойдемся всё тем же:

— Извини, старик. Так получилось...

Обожаю я это «так получилось». Все объясняет...

[рассказ второй]

Продолжаю тему.

Вот один из рассказов из журнала «Крокодил», которые запомнились и даже как-то «повлияли». Из этого текста я узнал о существовании субкультур (в окружающей меня действительности их не наблюдалось) и обрёл некоторое представление о них (в чём-то довольно превратное).

Журнал «Крокодил», 1984, № 15, стр. 6

Леонид Зорин

ШЛАКИ

Нелицеприятный разговор происходил в квартире Тургана. Впрочем. Чалкину нечего было сказать. Лишь изредка он подавал реплики, да и те скорей для порядка.

- А ведь Чалкин необыкновенно похорошел,— с недоброй интонацией сказала Гусева.

— Дальше некуда,— усмехнулся Турган.— Кругл, пухл, гладок, ухожен. И эти розовые щечки... Ты хоть смотришься в зеркало?

Чалкин ничего не ответил.

— А не мешало бы посмотреть,— не без жесткости заметил Турган.— И увидеть свое лицо. Впрочем, это уже не лицо. Это лик. Знаешь, что он напоминает? Громадное блюдо с печеным картофелем. Или теплый румяный каравай, только что вынутый из печи. От тебя, братец, пахнет чем-то рубенсовским, чем-то фламандским. Голландским сыром.

Чалкин подавленно молчал.

— И тело твое наверняка такое же. Мягкое, как перина, в аппетитных складках. Я прямо вижу твой пышный живот цвета свежайшей ветчины. Как ты допер до жизни такой? С ума ты сошел? Отвечай, тебя спрашивают.

Гусева фыркнула.

— Я раньше бегал, но теперь вывихнул ногу,— промолвил Чалкин, тихо мерцая ясными ангельскими очами.

Турган не принял его объяснений.

— А почему ты не ходишь дома босой?—Он почесал крупной темной пяткой соседнюю лодыжку.— Я же сказал тебе, чтобы ты ходил босиком.

— Галя говорит: неэстетично,— прошептал Чалкин.

— Какой вздор!—воскликнул Турган и вновь почесал пяткой лодыжку.— Какой пошлый вздор! Живая плоть, если только она принадлежит не вырожденцу, совершенна! Слышишь ты, каплун? Со-вер-шен-на! Вот и Гусева ходит босиком.

— То Гусева,— кротко вздохнул Чалкин.

Гусева улыбнулась и не без удовольствия оглядела свою босую ножку.

— Довольно,— сказал Турган,— не хочу тебя слушать. Ты поставил крест на собственной жизни. И дело в конце концов не в том, что ты перестал по утрам бегать, не в том, что ступаешь по земле, отгородившись от нее подметками, это последние мазки в общей неприглядной картине. Пойми, я не о талии твоей пекусь, кому она нужна, твоя талия? Талия — следствие, а не цель. Я пытаюсь вбить в твою глупую голову главные истины бытия, но у тебя в одно ухо влетает, а из другого... Э, да что говорить! Ты ведь можешь только хлопать ресницами, словно обиженный херувим. Ты абсолютно невосприимчив. Кстати, Гусева давно так считает.

Это значило, что и толковать не о чем. О Гусевой Турган был высокого мнения и, хотя она была его женой, звал ее только по фамилии. То была прехорошенькая дамочка с ахматовской челкой. Она изредка печаталась в ведомственной газете и со вкусом жаловалась на трудную журналистскую жизнь.

— Дело отнюдь не в твоей фигуре,— повторил Турган,— не в твоих божественных линиях. Дело в том, что ты отравлен шлаками. Но тебе, как видно, этого мало. Ты, как одержимый, изводишь себя. Ну что же, вольному воля. Гибни.

— С чего ты взял, что я хочу себя извести?! — закричал Чалкин.— Я хочу жить!

От негодования Турган вскочил с кресла.

— Это ты хочешь жить, самоубийца?! Да знаешь ли ты, что такое шлаки? Ты думаешь, это шутки—шлаки? Они в тебе-скапливаются ежеминутно. Оседают вязкой губительной массой, разрушают все твои составные части, выводят их из строя, приводят в негодность, проникают в печень, в почки, в желудок, в каждую из твоих кишок. Если б ты мог в себя заглянуть, ты не увидел бы целого места, вообще бы ничего не увидел, только шлаки! Одни лишь шлаки! Зловонную ядовитую гору, которая насела на твои органы и превращает их в труху!

Глаза Тургана пылали, голос звенел.

— Что же мне делать?—крикнул Чалкин.

— Выводить шлаки,—отрубил Турган.—Любой ценой выводить шлаки. Только так к тебе придет обновление.

— Научи меня,— задыхаясь, проговорил Чалкин,— я готов на все.

— Не знаю, не поздно ли,— Турган озабоченно покачал головой,— но попробую. Для начала возьмем уксусную простыню.

***

Чалкин долго учил свою Галю, как проделать необычную процедуру. Галя смотрела на него остановившимся взглядом и переспрашивала каждую фразу. Чалкин нервничал, но был терпелив.

— Говорю тебе, эти два литра водки, простоявшие день в холодильнике, ты смешиваешь с уксусной эссенцией. Последней возьмешь пятьдесят граммов. Что ты смотришь на меня, будто хоронить собралась? Осторожнее... перельешь... Теперь погружаешь в таз простыню, вот так... не спеши, дай пропитаться. Очень хорошо. Теперь все.

— Гошенька,— вымолвила Галя чуть слышно,—ты твердо решился?

— Да,— сказал Чалкин.— И не плачь, пожалуйста. Не решился бы я — тут уж точно тебе пришлось бы плакать... Не знаешь ты, что такое шлаки. Положи на диван клеенку. Вот так. Теперь принеси одеяла и шубы. Мою и твою.

Он остался в плавках, зажмурился и, стуча зубами, лег на мокрую простыню.

— Завор-р-рачивай,— произнес он с усилием,— завор-рач-чивай... Поживей!

Галя плотно его запеленала, и от Чайкина осталась одна голова с закатившимися глазами. Упакованный в ледяную ткань, он не мог даже шелохнуться. Галя накрыла его одеялами, завалила шубами. Чалкин дрожал.

— И сколько ж ты будешь так лежать?—спросила она, заломив руки.
— Четыре часа...—выдохнул Чалкин,—за-се-кай. Почеши мне нос.

***

Трудней всего дался первый час. Чалкин очень надеялся, что привыкнет к холоду, но скоро вспомнил слова Амундсена: к холоду привыкнуть нельзя. Великий полярник сказал правду. Однако еще невыносимей была неподвижность, к ней, казалось, и вовсе нельзя было примениться.

— Я — к-кокон...— пробормотал Чалкин, представив сквозь одеяла и шубы намертво стянутое простыней, туго спеленатое тело. Нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой. Эта беспомощность добивала Чайкина.

— Не думать об этом,— приказал он себе.—Думать о чем-нибудь другом. О

п-прекрасном!..

Но это было почти невыполнимо. Чалкин мысленно перенес себя в детство, он увидел себя малюткой в песочке, доверчиво озирающим мир. А мир этот был полон коварства. Уже тогда со всех сторон ползли на него плотоядные шлаки — мерзкие проворные змеи с чешуйчатыми скользкими спинами,— при первой возможности они норовили проникнуть в него, незащищенного, не подозревающего ни о чем. И никого, никого рядом, кто бы встал и преградил им дорогу. Десятки лет, день за днем, ночь за ночью они творили свое грязное дело. От ужаса Чалкин застонал.

Только вообразить—он рос, читал книжки, учил уроки, влюблялся, терзался, создал семью, сомневался, повезло ли с работой, думал о том, как ооставить комнаты, куда ездить в отпуск, как ладить с родней, думал о том, что казалось нужным, и о том, что было не нужным вовсе, не думал же о единственно важном, о шлаках, которые к этому времени уже заполнили весь организм, не оставив ни одного пустого местечка.

Шел второй час, стало много теплей, и Чалкин едва не задремал, однако заснуть было как-то боязно—в его неподвижном состоянии это значило бы отключить последнюю связь с внешним миром. Чалкин заставил себя бодрствовать.

Сам бог ему послал Тургана! Вот уж поистине счастливый случай! Как не хотел он в тот слякотный вечер выходить из дому, идти на сборище к малознакомому человеку. Настояла Галя, ей было скучно. И там они встретили Тургана, который открыл ему глаза. Мало кто из присутствовавших догадался, что им явился новый мессия,— Чалкин понял это мгновенно. С тех пор Турган и его Гусева руководят им с родительской истовостью. Если бы Галя к нему примкнула! Они хотят сына, но у его наследника должны быть здоровые родители, сильные и гордые люди, свободные от всяческих шлаков. Его трагедия не должна повториться. Не раз и не два он внушал это Гале. Но Галя, к несчастью, глуха и слепа!

— Галя,— позвал он беззвучно,— Галя...

Но никто не ответил. Он открыл глаза, и ему стало страшно. Гали не было.

Неужели ушла? Он яро рванулся, но на самом деле это было не движением, а намерением: воплотить его было нельзя.

«Что же мне делать?—подумал Чалкин.— Мне необходимо выйти на волю».

Он вспомнил, что, как объяснил Турган, шлаки начнут из него выходить лишь на исходе четвертого часа, но он уже не мог оставаться в этом унизительном рабстве. К тому же проклятая простыня снова переменила климат. Уже не тепло, умиротворяющее, настраивающее на философский лад,—теперь его жгло сумасшедшее пламя и сотни иголок впивались в плоть. Вырваться! Любой ценой! Это первое, чего надо добиться! Второе — он разведется с Галей. Женщина, которая оказалась способной бросить его в таком положении, не может быть ни его женой, ни матерью их будущего ребенка, это предательница и садистка. Бежать от нее хоть на край земли! Но сначала надо освободиться. А именно это было немыслимо.

***

— Сколько ж она спала?—спросил Турган.

— В общем, недолго,— признал Чалкин.— Проснулась к концу четвертого часа.

— Ну и какие же к ней претензии?—пожал плечами Турган.— Как раз вовремя.

Раньше шлаки не выйдут, я ведь сказал. Вот я однажды залег в простыне, а Г усева ушла на часок—у нее было срочное задание. Так ее не было целый день.

— Целый день.?!--ужаснулся Чалкин.

— Часов семь-восемь,— кивнул Турган,— надо знать Гусеву. Такая натура. Тому,

чем она занята, она отдается вся, без остатка.

— И ты пролежал восемь часов?

— А куда было деться? Но, можешь поверить, никаких истерик. Хоть и худо мне

было! Ожог второй степени—это не шутка. Зато какое же обновление!

— То-то шлаков, должно быть, вышло!—вздохнул Чалкин.

— Можешь не сомневаться,— веско заверил его Турган.

Чалкин смотрел на него с восхищением.

— Но ты должен понять,— Турган посуровел,—одним ударом от них не избавиться. Не эпизодическое усилие—требуется повседневный труд. Преждем всего—сменить рацион. Поскольку я должен готовить тебя к Большому Прыжку.

— А что это значит?—спросил Чалкин.

— В свое время узнаешь.

Вначале были творожные дни, потом наступили дни морковные, а там — и эпоха сыроедения. Чалкин уже не только взором, но и всей статью смахивал на отшельника. Голос утратил баритональные краски, в нем появились высокие ноты, он дрожал, как порванная струна.

Глядя в зеркало на опавшие щеки, Чалкин видел, что шлаки его покидают, и это полнило душу тихой радостью. Омрачала настроение Галя. Она отрицала обновление мужа, сс ылаясь на то, что ей лучше знать. Чалкин жаловался на нее Тургану, но тот всецело его поддерживал.

— Чего ты хочешь от женщины?— говорил он с усмешкой.— Поймет, но не сразу. Имей терпение. С Гусевой тоже были сложности.

— Трудно с ними,— кручинился Чалкин.

— Все это несущественно,—отвечал Турган.— Главное, теперь ты готов к Прыжку. И не бойся — мы совершим его вместе.

Трое суток Чалкин пил одни соки. Ежевечерне учитель звонил и проверял его состояние. На исходе третьего дня объявил:

— Достаточно. С завтрашнего дня входишь в чистый голод.

У Чайкина подкосились ноги.

***

Он несмело постучался. Голос Тургана, далекий и почти незнакомый, прошелестел:

— Открыто.

Чалкин вошел. Хотя в комнате и было тепло, Турган сидел в телогрейке, ватнике и валенках.

— Почему ты не босой?—спросил Чалкин.— Уходишь?

— Озноб трясет,— сказал Турган.— Что случилось?

— Родственники замучили. С утра воют: умрешь, пожалей жену. Галя плачет.

— Плакать они мастера,— презрительно скривился Турган.— Вообще все родственники опасны. Это булыжники—тянут на дно.

— Где Гусева?—поинтересовался Чалкин.

— Уехала в Мурманск. К белым медведям. Какой-то там объявился герой. Она о нем хочет что-то писать. Говорит, публицистика—ее призвание.

— А вернется?—спросил осторожно Чалкин.

— Кто ее знает,— сказал Турган.

И озабоченно проговорил:

— Семнадцатый день. Значит, в субботу начнем выходить из чистого голода.

Перейдешь на соки, ты не забыл?

— Что ты?! —всплеснул руками Чалкин.

— Пойдем на улицу,—сказал Турган,— пройдемся. Что-то мне в этой комнате не по себе. Не пойму отчего.

Они тихонько шагали по тротуару. Чалкин поддерживал Тургана, которого заносило то влево, то вправо.

— Так, говоришь, Галя слезы льет? — спросил Турган.

Чалкин кивнул.

— У нее о тебе предвзятое мнение. И мать с сестрой ее очень настраивают.

— Ну еще бы,— сказал Турган.— Раз они себя травят, так пусть и другие... Думаешь, Гусева лучше их?

Шли молча. Вдруг Турган рассмеялся. Смех был странный, похожий на плач.

— Что с тобой?—испугался Чалкин.

— Помнишь детскую песенку?—спросил Турган.— Как дед бабку завернул в тряпку, поливал ее водой, чтобы стала молодой. Уж точно он ее заворачивал в уксусную простыню. Это ясно.

— Скорее всего,—согласился Чалкин.

Немного помедлив, он спросил:

— И ты думаешь, стала она молодой?

— Безусловно, стала,— сказал Турган.

— А нужно быть всегда молодым?..—задумчиво проговорил Чалкин.

— Не смей!—оборвал его Турган.— Слышишь? Только без дезертирских вопросов!

— И ты веришь, что есть вечная молодость?

— Есть,—ответил Турган.— Потерпи—увидишь. Только путь неблизкий. Надо терпеть.

Чалкин ничего не сказал.

Внезапно Тургана резко шатнуло, качнуло в сторону и рвануло вперед.

— Куда ты?—испуганно вздрогнул Чалкин.

— Держи меня,— крикнул ему Турган.

Чалкин схватил его за тулово.

— Я лечу,— изумленно шепнул Турган, увлекая его за собой.

Оба на миг повисли в воздухе. И сразу поняли, что совсем свободны—исчезло все, что томило и грызло, ограничивало и угнетало дух. Точно разом вышли все шлаки.

— Вперед,— воззвал Турган.

И, невесомые, они взмыли над маленькой беспокойной планетой, воспарив к сияющей высоте.

Занимаюсь странным делом — сижу и читаю журнал «Крокодил», номер за номером, начиная с 1982-го года. Пока прочёл 20 номеров, останавливаться не собираюсь (хотя, при моей лени, могу и отложить на некоторое время, а получится, что навсегда). Картинки оттуда вы все видели, а тексты, тексты это другое...

А началось это с того, что мне захотелось найти несколько, четыре или пять, рассказов (фельетонов, статей), которые я читал в детстве и которые запомнились чем-то особенным или по-особенному запомнились, и даже (увы?) «повлияли». Я читал этот журнал лет с 9-ти, странное чтение для ребёнка, но меня в этом смысле не ограничивали, а я почему-то тянулся к этим сероватым страничкам.

Как-то встретил у одного (юного?) блогера фразу, что-то вроде «советские сервис и легпром был настолько плохи, что сведения об этом просачивались даже в несвободную советскую прессу». Ну, ещё бы: советские газеты были полны исключительно победными реляциями, «это все знают». А раз так, то и про обслуживание и про пошив одежды и про прочие подобные вещи писали только хорошее, как же ещё? К тому же, витрины магазинов и служб быта — это же витрины «советского строя», да что там — его лицо, и, разумеется, в изложении советской печати они должны были сиять, это же логично.

В действительности, «режим» совершенно отказывался считать витрину магазина своим лицом (что можно даже поставить ему в вину, почему нет?)

Торговля, ЖКХ, обслуживание населения, предприятия по пошиву одежды и обуви прочее в этом роде — и постоянно подвергались в печати как абстрактной так и адресной критике. Тут допускался настоящий «язык ненависти». По мне — так с некоторым перебором (найду пару примеров). Критика такого рода была делом рутинным и даже за сатиру профессиональными газетчиками не считалась. Претендующие на «острое перо» тяготились уделом обличать «сапожников и водопроводчиков» и претендовали на что-то посерьёзнее.

Тут нужно понять (даже прочувствовать, кто не застал): советская печать публиковала разного рода критические материалы не в силу своей «свободности», а в силу своего функционала. Советская газета — это (в числе прочего) контрольно-надзорный орган (очень своеобразный и с ограниченной компетентностью), например, обеспечивающий (опять же, в числе прочего и до известной степени) обратную связь между производителем и потребителем, а штатный корреспондент — всегда для кого-то ревизор.

Применительно к любому советскому СМИ (а, вероятно, и к конкретному журналисту) можно определить уровень и область того, что ему было «подсудно». Вот скажем, «Крокодил»: понятно, что для условной «службы быта» и «обувной фабрики» штатный сотрудник журнала — это ревизор с большой буквы «Ры». Это вообще профиль данного издания – обеспечение населения. Но «Крокодилу» ещё «подсудны» (особенно в рамках разнообразных компаний типа «экономии электроэнергии» или «борьбы с бесхозяйственностью») организации районного и областного подчинения, предприятия жилищного строительства (очень много материалов про некачественное и несвоевременно сданное жильё), исполкомы до республиканских включительно. Есть фельетоны про работу отраслевых министерств (особенно на уровне главков, отделов и т.п.). Есть критика «сложивших порочных практик»: длинная серия статей «Хождение по тукам» про то, как неправильно работают в советском сельском хозяйстве с минеральными удобрениями (тема скучная, статьи занудные, но украшены не слишком уместными игривыми оборотами), несколько занятных статей про практику пересматривания задним числом плановых обязательств предприятий в сторону уменьшения, причём в разы, пока результаты не станут удовлетворительными и прочее.

Повторюсь: контрольно-надзорный орган. То есть в газету можно было пожаловаться, это отчасти даже приветствовалось.

С точки зрения простых жалобщиков эта возможность «обратиться в редакцию» имела значительный резон: обычному человеку часто было затруднительно разобраться в том, что чему приходится «головной организацией», кто кому начальник, кто кому контролирующая инстанция и по какому адресу писать. Адрес издания же — вот он, на последней странице, «а уж там разберутся».

Вот эта-та обратная связь меня и заинтересовала. Было в этом журнале два типа материалов такого рода. Первый тип: кто-то пишет в редакцию, она «молча» с темой, списывается с помощью структурыми и потом делится результаты «расследования». Обычно шло под рубрикой «Вот такие пироги». Второй тип - сначала идёт фельетон, потом начальство подвергшегося критике учреждения или лица отчитывается перед уважаемым журналом о том, кто и как наказан, как идёт исправление ситуации и т.д. Это называлось «Крокодил помог» (в других изданиях использовались формулировки типа «Газета выступила - что сделано», а если не сделано, то рубрика называлась часто «А воз и ныне там», смайл)

Ниже две маленькие истории про злоупотребления полномочиями. И если сюжет с ковролюбками довольно прост, хотя и с яркой деталью (партбилет ваш заберите, а ковры мне оставьте!), То история про крепкого хозяйственника Панкратова даёт богатую пищу для размышлений и сравнений (но об этом в другой раз).

журнал «Крокодил», 1982, №17, стр. 10

НУ КАК НЕ ПОРАДЕТЬ ?.

Начальник Безенчукской ПМК № 70 треста «Куйбышевканалводстрой» В.Панкратов - человек широкой души. Правда, широта эта несколько специфична. Если нужна помощь вышестоящим товарищам, родственникам или друзьям, В. Панкратов готов хоть из кожи лезть вон ...

Например, когда потребовалось отремонтировать вне плана и без договора трестовские автомашины,

В. Панкратов уломал Волжское райобъединение по производственно-техническому обеспечению сельского хозяйства взяться за это неотложное дело. В благодарность за услуги из ПМК в райобъединение покатили бульдозеры, скреперы, автокраны, снятые с экстренных участков. Более того, В. Панкратов, не скупясь, даже преподнес в дар объединению бульдозер.

Опять же, ну как не порадеть родному человечку? И зятю В. Панкратова рабочие колонны торопливо

строят гараж за казенный счет. Кстати, другое казенное и дорогостоящее стойло для автомобиля было продано дружескому лицу за бесценок.

Ну, а когда доходит дело до расчетов с нижестоящими, В. Панкратову ничего не стоит оставить их на бобах. Оттолкнув в сторону общественные организации, он лично решал, кому не дать (за послушание), а кому не дать (за непокорство).

Обо всем этом нам написали рабочие ПМК. Письмо было послано для проверки в Куйбышевский областной комитет народного контроля. И вот, как сообщил нам председатель комитета В. Татари-

нов, за это радение вышестоящим, родственным и дружественным лицам В. Панкратов освобожден от занимаемой

должности. Бюро Безенчукского РК КПССило объявлено ему строгий выговор с занесением в учетную карточку.

( Read more... )журнал «Крокодил», 11982, № 2, стр. 9

Ал. Емельянов, специальный корреспондент «Крокодила»

КОВРОМАНКИ

Ковер ... Обыкновенная в общем-то штука, за исключением единственно необычного ковра-самолета.

Но, оказывается, и в обычном невероятном невероятном. Сотни, тысячи, мильоны людей

равнодушно ходят по коврам, а вот кое у кого эти скромные собиратели комнатной пыли разжигают страстные приобретательские вожделения. Итак ...

Жила-была, к примеру, Лариса Григорьевна Лихобабо. Училась в школе, в техникуме. Потом работала. Как в Беловском шахтостройуправлении-2 (БШСУ-2) г. Ленинска-Кузнецкого, так и над собой. А когда работаешь над собой, то и растешь. Вот и Лихобабо росла-росла и выросла до старшего инженера производственно-технического отдела. Заметен был рост и по общественной линии: ее избрали секретарем комсомольской организации БШСУ. Хорошо она там работала, сил и времени не жалела. Но и перед ней в долгу не остались. Удостоили, в частности, талончика на приобретение ковра 2x1,5 метра.

«Хоть и невелик ковер, да дорога память», - подумала Лихобабо и любовно пригвоздила его к пробуравленной победитом стены.

Три квадратных метра цветного пятна, изукрасившего дотоле однотонно тоскливую стену, сыграли роковую роль в судьбе бедной женщины. Она заболела ковроманией.

«Маловато для трех-то комнат ... Не принижает ли ковровая малометражность моего авторитета?» - заметалась, как волк средь красных флажков, мысль Лихобабо.

Между тем Лариса Григорьевна покорила следующую жизненную ступеньку - стала начальником производственно-технического отдела. Жить в недооковренной квартире стало совершенно невыносимо. К счастью, одним августовским днем, совпавшим, кстати, с профессиональным шахтерским праздником, к ступеням прекрасным подкатил автомагазин. В числе прочих товаров виднелись тугие трубы паласов.

«Тяну-потяну, может, и вытяну», - подумала Лихобабо. В ее глазах заблестела булатная решимость, и она резко взяла инициативу распределения ворсистых благ в свои женские руки. В этот же вечер она услаждала босые ноги, благоговейно ступая по щекочущему пятки ворсу. В число других паласовладельцев вошла начальник отдела труда и заработной платы Е. Н. Федорская. Запомним на всякий случай и эту фамилию.

Но ненасытный бес ковромании, угнездившийся в слабой женской душе, алкал большего.

Ковровый аппетит разгорелся не на шутку.

Лихобабо позвонила в отдел рабочего снабжения и выяснила, что на их шахтоуправление выделено еще три ковра и два паласа.

«Тяну-потяну, может, опять вытяну?» - встрепенулась Лариса Григорьевна.

Однако подобраться к выделенному можно было, лишь заручившись бумагой с подписями и печатью. Значит, надо только найти людей нужных (чтоб бумагу ту подписать могли) да надежных (чтоб ни гу-гу). Сложное это было дело. Тут как у сапера: первая же ошибка станет последней.

«Не дай бог, о коврах узнает все управление. К распределению подключится постройком ... »- От таких мыслей у Лихобабо на лбу выступал холодный пот ужаса, принимаемый начальством за горячую испарину от

напряженной работы над производственно-техническими проблемами.

Но все обошлось. Среди выбранных ею «нужных» и «надежных» болтливых не оказалось. Принципиальных, впрочем, тоже. Перспектива украсить коврами и свои комнаты кляпом заткнула им рты.

Состряпали сказочную бумагу на пять человек. Руководитель отдела труда и зарплаты Федорская (подписавшая бумагу за начальника), почти как в сказке о царевне-лягушке, трансформировалась в штукатуру, начальник НТО Лихобабо обернулась табельщицей.

«Так понадежней будет, —соображали они. — Ковры-то через отдел рабочего снабжения идут. Вдруг какая-нибудь злая фея из орса, увидев в списке одних начальников, заартачится и вместо ковров даст нам совет распределить их по назначению? »

Прочие не поместившиеся в этом фельетоне управленческие дамы преобразились в малярш и арматурщиц ...

Тянула-тянула Лариса Григорьевна и вытянула очередной ковер. Так прошел восьмидесятый год, и под зеленой елочкой при пальбе шампанского пожелали себе еще больших удач Лихобабо с Федорской. Удача не заставила себя долго ждать. В начале мая Ларисе Григорьевне из осведомленных источников стало известно о выделении для БШСУ очередной партии предметов страсти пылкой, состоящей из трех ковров и стольких же паласов.

«Тяну-ка-потяну я еще разик», - решила Лихобабо.

Бумагу на троих счастливцев, в том числе и на нашу главную героиню, подписал начальник управления и сама Лихобабабо, ставшая к времени, как ни странно, парторгом стройуправления. В резерве осталось три вакансии. Тут зашумела Федорская: в список ее не внесли, а от укоренившейся привычки обрастать коврами она не могла отказаться. Новый список на шестерых сделала уже единолично Лихобабо, допечатав Федорскую- «штукатура» и двух своих подчиненных из ПТО.

Тянула-потянула Лариса Григорьевна и богатый улов вытянула ...

На саму себя бо-о-ольшой палас получила. Чтобы не крохоборничать, взяла себе и ковры, предназначенные подчиненным. Подпись одной просто подделала, а другой начальственно указала:

- Распишись вот тут. И иди, вопросов не задавай.

Сбылась заветная мечта. Паласов и ковров у Ларисы Григорьевны стало в избытке. Расщедрившись, она даже раскроила один палас на шитье чехлов для семейного авто. Но на этот раз секретная информация где-то дала течь. Обойденные стали требовать и жаловаться. Вмешался горком партии. Коммунист} 'Лихобабо рекомендовали умерить накопительский пыл и вернуть ковры для их справедливого распределения, которое было проведено постройкомом в конце мая. Лариса Григорьевна продолжала держать их дома.

Женщина-кремень! Тянули-тянули из нее ковры — отступились. ОБХСС взялся помочь— не вышло, слаб. Парторганизация БШСУ объявила ей строгий выговор с занесением и освободила от обязанностей

парторга, а ковры все равно лежат, где лежали. Дело до крайности дошло: партийная комиссия ГК КПСС исключила ее из рядов партии. А ковры так и не вытянули. К Федорской никаких мер пока не принимали.

Интересно, догадается она, что пора отдать чужое?

Кемеровская область.

А вот реакция руководства:

журнал «Крокодил», 1982, №17, стр. 12

МЯГКО СТЛАЛИ ...

Во втором номере нашего журнала за этот год корреспондент Ал. Емельянов рассказал о двух несчастных женщинах из Беловского шахтостройуправления-2 г. Ленинска-Кузнецкого — начальнике производственно-технического отдела Л. Г. Лихобабо и начальнике отдела труда и заработной платы Е. Н. Федорской. Их поразил серьезный недуг: они заболели тяжелой формой ковромании (фельетон «Ковроманки»).

Выступление «Крокодила» не осталось незамеченным. Компетентные в лечении заболеваний органов Ленинска-Кузнецкого осуществили энергичное хирургическое вмешательство.

Дело Лихобабо, исключенной из партии «за использование служебным положением, нарушение установленного порядка распределения ковровых изделий, а также за невыполнение решений построечного комитета по этому вопросу», следственным передано в судебном порядке. Кандидату в члены КПСС, теперь уже экс-начальнику ОТЗ Федорской отказано в приеме в ряды партии.

В более эффективной профилактике подобных болезней секретариата парторганизаций и ознакомительных городами ознакомлены с выводом бюро ГК КПСС по персональным делам недужных женщин.

Мягко стлали Лихобабо с Федорской неправедными путями добыли ковры и паласы, да жестко спать пришлось.

Время действия — 29 или 30 декабря 1970 года.

Место действия — Подмосковье

Название учреждения — уточняется.

( Read more... )

Все фото из коллекции автора

Оригинал взят у

a_rakovskij в Прекрасное

Оригинал взят у

platonicus в Прекрасное

Оригинал взят у

poruchik_sr в Он лично помнит КПСС твиттер и фейсбук Леонида Ильича.

В Советском Союзе все блоги, интернет сайты, страницы фейсбук и контакта отражали официальную точку зрения. Она транслировалась везде и всюду. В итоге огромное количество людей слушало Радио Свобода. По всему Союзу десятки миллионов людей. Я лично помню, как вечером по дачным участкам ходили люди с радиоприемниками, выгадывая места, где она лучше слышна.[конец цитаты]

К слову (отвлекусь от приведённой выше анекдотичной цитаты, вдруг это всё же человек так шутит), давно хотелось написать небольшие заметки о советских СМИ и о том какими они предстают в массовом пост-советском сознании. Тема большая, может, когда-нибудь обрету покой, волю и неограниченный и неомрачаемый досуг – и займусь.

Но тезисно, набросками, получается следующее:
Многие люди «помнят», что «в советских газетах писали только про то, что всё хорошо и мы идём к победе коммунизма», несколько меньше тех, кто припоминает «проблемные репортажи» и фельетоны тех лет.
На самом деле правы и те и другие, только, как бы это сказать, очень по-своему правы.

С одной стороны – вплоть до поздней Перестройки встретить в большой советской прессе материал на тему «всё пропало, стране капут, мы все умрём», естественно было не возможно. Не просто «низзя», а сама идеологическая база советского проекта таких утверждений не допускала: СССР есть страна победившего социализма, социализм неизмеримо более прогрессивный строй по сравнению с капитализмом, и вся логика истории работает на его (социализма) победу, учение Маркса всесильно потому что…
С другой – критические статьи присутствовали постоянно, достаточно взять подшивку какой-нибудь крупной газеты за, условно, 1975-й или, скажем, 1982-й год, что бы убедиться (я некогда любил полистать старые страницы «Советской России», подозреваю, что «Комсомольская правда» или «Литературная газета» за тот же период дадут ещё более богатый материал). Масса критических материалов, вот скажем статьи об отрыве отраслевой науки (отраслевой, не фундаментальной!) от производства: это ведь, если вдуматься, серьёзнейшая проблема – приводящая к деградации технологической культуры на производстве, к ухудшению качества с каждой новой сменой модели и т.д. – и именно таковой она в открытую называлась. И разбиралось проблема довольно подробно.

Но советская критическая журналистика имела ряд занятных особенностей:
1) Первый пункт может показаться странноватым и неважным, но я не случайно упомяну его в начале. Значительная часть (рискну сказать – бОльшая) публикаций, посвящённая действительно серьёзным проблемам была написана скучным и переусложнённым языком отраслевых отчётов, который требовал от читателя хорошего знания темы и недюжинного трудолюбия (что, разумеется, сильно, очень сильно сужало круг читателей). И что занятно, это печаталось не в профессиональной прессе, а в массовой печати, которую добровольно выписывали десятки миллионов человек (тогда это было нормально, подробности можно раскрывать долго).
2) Ещё один советский прикол: «ставить проблему через задачу». То есть, например: не «растёт подростковый алкоголизм, мы нация без будущего, всё пропало», а «комсомолу следует уделить особое внимание проблемам профилактики негативных явлений среди подрастающего поколения и мы уверены, что эта задача ему по силам!» (тут можно припомнить нечто про «чтение между строк», но не хочется).
3) Когда ситуации в некой отрасли, области, сфере и т.д. давалась жёсткая оценка, что-то типа «сложилось нетерпимое положение» – это означало не «прошляпили все полимеры» или «мы все умрём», а подразумевало выставление «двойки» тем или иным «ответственным органам». Не забываем, что советские СМИ – это крайне своеобразная, но всё же часть советского контрольного аппарата.
4) Много было критики легпрома, торговли и прочей сферы обслуживания (на мой вкус даже слишком много: за всю жизнь не встретил столько хамящих продавщиц, сколько на страницах советского «Крокодила»). Как-то прочёл у одного блогера что-то вроде «несмотря на жесточайшую цензуру даже в легальную прессу просачивались сведения о бракоделах или низком уровне советского сервиса». Ха! Да в любом советском издании на «страничке сатиры и юмора» только об этом и писали, это было даже идеологически более правильным, чем простое аполитичное хохмачество. Ну не было в рамках официозного советского миропонимания идеи и том, что «витрины магазинов – это лицо общественного строя» по разным многочисленным причинам (скорее – воспринималось как маска, а не лицо, хорошо это или плохо – другой вопрос). Потому магазины, обувные фабрики, телеателье и прочее в этом духе критиковались много и задорно.

«Вот как-то так...»

http://diafilmy.su/1165-socializm-i-trud.html

(клик по изображению — диафильм откроется)

Плюс:
некоторые материалы по теме «Советские системы управления качеством продукции» («Львовский вариант саратовской системы» и прочее в этом духе)

Прихожу к убеждению, что железно-бетонный и «многое, если не всё объясняющий» тезис насчёт крайней развращённости и изнеженности познесоветского общества является целиком ложной посылкой, предлогом для оправдания «радикального обновления», «всё пропало, у нас есть несуны и лицемеры, какой ужас!» (тезис этот ложен, как и вообще утверждения, что «все проблемы лежат в духовно-нравственной сфере, а больше нигде», но об этом в другой раз). Скорее то обстоятельство, что общество можно было напугать, внушить ему крайнее степень самоненависти, указав на наличие в нём мелкого воровства, неискренности, равнодушия и т.д. – говорит о его относительном здоровье (или о том, что оно больно нравственным максимализмом – это как посмотреть).

Социум советский и гедонистическим назвать нельзя, напротив, неприхотливость и бескорыстие (если критики про это) присутствовали вполне себе «в количествах», а то, что их не было «уж очень много», так извините, «массовый героизм» активизируется в случае очевидных и, самое главное, «штатных» «вызовов» (на которые уже есть выработанная реакция). Нельзя получить сколь либо многочисленное сообщество, живущее «на высокой нравственной ноте» 24 часа в сутки семь дней в неделю 100 лет в век. Это посюсторонний мир, господа, здесь так с грехопадения Адама. Романтикам надо успокоиться. При этом не обязательно такой порядок вещей любить, если вас тошнит от чего-то в мироздании – значит, и с вами, и с мирозданием всё в норме, во всяком случае, «всё как всегда, все по местам». Нет, социум-то был с очень серьёзными проблемами, но лежащими несколько в стороне от «глубин нравственного разложения». Скажем, старая мулька насчёт того, что «в Совке никто не хотел идти в работяги, а все рвались просиживать штаны в НИИ, потому что обленились, сволочи, и захотели престижного» – тоже ложь, «по большому счёту». Во-первых, потому, что «престиж высшего образования» был, мягко говоря, небезусловным – 120-рублёвому инженеру никто не завидовал, «товаровед, обувной отдел, – как простой инженер! это хорошо? это противно!» Во-вторых, (простите за банальность) потому, что нельзя хотеть трудного так же как лёгкого, вкусного, так же как невкусного, удобного так же как не удобного, трудное, неудобное даже смертельно опасное выбирают, но иначе (не значит непременно неохотно, но – совсем по-другому) и в присутствии причин для такой жертвенности (причин не обязательно внешних, вроде угрозы выживанию нации, но преимущественно из-за них). Если ли же причины старательно объявляются преодолёнными (а «развитой социализм» это во многом именно «всё хорошо, хотя есть отдельные недостатки»), то…

Но не эти пунктики, перечисленные выше, главное. Есть ещё одна вещь, но сначала иллюстрация:

С.Г. Кара-Мурза: «Одно время, с конца 1961 г., моим соседом по коммуналке был шофер-дальнерейсовик. Сильный и дремучий, прямо зверь. […] Он приходил ко мне и начинал пытать: почему я, окончив МГУ, работая с утра до ночи в лаборатории, получал 105 руб. в месяц, а он, тупой неуч и пьяница, почти 400 руб. «Здесь что-то не так. Будет беда,» – говорил он. Я не соглашался, указывая, что шоферов не хватает, а в МГУ конкурс 18 человек на место. И мы с ним пытались этот клубок распутать, перечисляли все тяготы и награды его и моей работы…»

Вот это-то баланс «тягот и наград» действительно штука интересная, у водителя впереди в лучшем случае относительно благоустроенная старость (до неё ещё дожить надо), квартира, полученная «в порядке общей очереди» по социальной норме, личное авто, дачка. Неплохо, но у молодого учёного, с хорошими карьерными перспективами, работающего в приоритетной (с т.з. государственного внимания) области впереди штуки позанятнее: интересная работа и поездки в дальние страны (братьев по соцлагерю уму-разуму учить, нечастый поворот судьбы, но с С.Г. случилось именно так), опубликованные книги и приобретённая известность, если повезёт – руководство крупными проектами и своя научная школа, в графе «итого» – и материальный выигрыш покрупнее.

Главное, что воспроизводило «непрестижность» (относительную, подчеркнём) рабочих профессий – было само устройство советского социума, устройство централизованное, иерархическое, «военно»-бюрократическое (закавычиваю «военное», т.к. полагаю, что сущностная милитаризованность советского общества сильно преувеличена, речь идёт только о заимствовании «страной-фабрикой» некоторых принципов организации). В таком социуме рядовой – это всегда «непрестижно» (будь то «рядовой рабочий» или «рядовой инженер», к слову – рабочий всегда рядовой, даже если «знатный», а инженер не всегда рядовой, он и «главным» стать может), а «престижным» будут «генеральские погоны» и то, что в начальники приводит (какой бы степени критическое отношение к «начальству» как бы широко не распространялось). Потому, раз образование в начальники приводило, не сразу и не всех (очень важный момент – какие категории «начсостава» как формировались, но это другой вопрос), но хотя бы в маленькие и за выслугу лет – оно было обречено на определённую престижность. И советская пропаганда могла бы из кожи вон вылезти, утверждая «высочайшую роль простого труженика», а зарплатные ведомости могли сколь угодно демонстрировать преимущество ПТУ перед МГУ, но это был финт ушами из серии «пчёлы против мёда», финт при этом вовсе не бесполезный – до поры до времени остроту кое-каких противоречий притуплявший.

«Как вы помните, на съезде строго и взыскательно говорилось о необходимости решительного улучшения дел с производством промышленных товаров народного потребления. Не повторяя сказанного, хотел бы прежде всего указать, что записанные в проекте плана задания группы «Б» мы рассматриваем как минимальные.
Об этом уместно напомнить, ибо в прошлой пятилетке из 19 промышленных министерств задания по продукции группы «Б» выполнили только 5. Это не должно повториться.»
[...]
«В отраслях группы «Б» особенно велики резервы, кроющиеся в повышении качества продукции. Это относиться не только к изделиям обувной, трикотажной и швейной промышленности, но и ко многим товарам длительного пользования.
И под качеством следует понимать не только добротность того или иного изделия, но и отделку, фасон, соответствие моде. Это значит, что в серьёзном улучшении нуждается планирование производства товаров народного потребления. Оно должно стать горазда более гибким, чутко реагировать на изменение вкусов и запросов потребителя.»
[...]
«Мы мобилизуем людей на высокопроизводительный труд, перевыполнение плановых показателей, на встречные планы, а в ряде областей – на дополнительные задания. Это, естественно, обязывает лучше удовлетворять потребности населения, обеспечить его растущие доходы достаточным количеством предметов потребления высокого качества и услугами.»
Речь на Пленуме ЦК КПСС 25 октября 1976 года. (М., «Политиздат», 1976 г., стр. 22-23)

«Центральный комитет обеспокоен и перебоями в снабжении населения некоторыми промышленными товарами. Объём производства товаров народного потребления, конечно, растёт. Но требования к качеству и ассортименту явно обгоняют то, что предлагает промышленность.
За последнее время в ЦК КПСС, в редакции газет поступают письма и жалобы о перебоях в торговле такими товарами, которые почему-то принято именовать «мелочами»: простейшие медикаменты, мыло, стиральные порошки, зубные щётки и паста, иголки, нитки, детские пелёнки, другие товары лёгкой промышленности. Это товарищи, непростительно. Виноваты министерства производящие такие товары, и в первую голову Министерство лёгкой промышленности (министр товарищ Н.Н. Тарасов). Виновато и Министерство торговли (министр товарищ А.И. Струев). Прямая обязанность торговли – гораздо активнее влиять на производство, добиваться от промышленности тех товаров, которые действительно нужны потребителю, оперативнее маневрировать ресурсами.
Положение необходимо выправить уже в 1980 году. Следует находить конкретных виновников каждого «дефицита», вызванного халатностью безответственностью, головотяпством и их наказывать.» (Возгласы «Правильно!». Аплодисменты)
Речь на Пленуме ЦК КПСС 27 ноября 1979 года. (М., «Политиздат», 1979 г., стр. 20)

«Ещё один важный вопрос, на который хотел бы обратить внимание участников Пленума, - это вопрос о трудовых ресурсов.
Потребность в рабочей силе у нас будет расти как в производственной, так и в непроизводственной сфере. А между тем действие демографических факторов, связанное с отдалёнными последствиями войны, приведёт к 80-х годах к резкому сокращению притока трудоспособного населения.
Сложившаяся ситуация со всей остротой ставит задачу экономии, более рационального использования трудовых ресурсов. Главный путь её решения – ускорение роста производительности труда, прежде всего за счёт механизации ручного труда не только на основных производствах, но и на вспомогательных погрузочно-разгрузочных и ремонтных работах.»

Речь на Пленуме ЦК КПСС 25 октября 1976 года. (М., «Политиздат», 1976 г., стр. 24)

Оригинал взят у

zina_korzina в 15 примеров советского дизайна. ПЕРЕПОСТ!

Оригинал взят у

greensmm в 15 примеров советского дизайна

Глазами иностранца.

Дизайнер Умберто Джираудо рассказал, что он думает о дизайне предметов, знакомых каждому, кто родился в СССР.

Эти вещи каждый из нас помнит с детства: авоська, машина «Запорожец», граненый стакан и школьная униформа... И едва ли кто-то мог оценивать с точки зрения «красиво» или «некрасиво» - пользовались тем, что было. А если посмотреть со стороны?

Специалист по индустриальному дизайну, преподаватель Британской Высшей Школы Дизайна Умберто Джираудо рассказал, что он думает о советском дизайне - и выходец из Италии пришел в восторг.

Упаковка для кефира

Один из лучших примеров экономичного и экологичного дизайна.

Авоська

( Read more... )

[источник, как я понял, здесь]

Скоро некруглая годовщина с момента основания клуба «Родина»

«РОДИНА», патриотический молодежный клуб любителей отечественной истории и культуры. Один из главных центров возрождения русского национального сознания, существовал с 8 мая 1964 по 1 нояб. 1972. Был создан в тот момент, когда на духовное и историческое наследие России велись особенно яростные атаки со стороны «послесталинской» партийно-советской бюрократии.

8 мая 1964 года в большой аудитории Московского химико-технологического института им. Д. И. Менделеева яблоку негде было упасть. На студенческий вечер, посвященный — невиданное дело — древнерусской культуре, были приглашены выдающиеся авторитеты и общественные деятели: архитектор-реставратор П. Д. Барановский, художники И. С. Глазунов, И. М. Погодин, А. А. Коробов, А. М. Лаптев, писатель В. А. Солоухин, публицист В. П. Тыдман и др.

[...]

Организаторам клуба «Родина» удалось избежать «объятий» комсомола, заведомо губительных. Под свое крыло его успело взять областное управление культуры (в системе исполкома Мособлсовета), и это было случаем уникальным: общественная молодежная организация — непосредственно при жесткой бюрократической структуре исполнительной власти.

[...]

«Бдительным» представителям местных властей, видевшим в действиях по спасению храмов, а порой и руинированных усадеб, нечто подозрительное, предъявлялись задания облуправления культуры, Госинспекции по охране памятников области, музея им. Андрея Рублева или что-то подобное. Этого обычно хватало. В составе архитектурной секции действовала инспекционная группа. Ее участники хорошо знали русскую архитектуру, проходили курс фотодела, умели делать обмеры. Инспекторами клуба были выявлены для постановки на госохрану в Москве и Подмосковье десятки памятников зодчества; порой из руинированных зданий храмов вывозились иконы, которые передавались в музей им. Андрея Рублева.
Реставрационные задания клуба не ограничивались Крутицами. География их расширялась из месяца в месяц. Среди них были работы в Коломенском, Радонеже, Больших Вяземах, Кускове…

Члены клуба «Родина» на работе в музее-усадьбе В.Д. Поленова (май 1969) - стоят слева направо - И. Русокомский, Ф. Медведев, Г. Курьеров, Н. Глущенко

Несколько позднее там же было опубликовано письмо-призыв корифеев русской культуры — художника П. Корина, писателя Л. Леонова и ряда др., под заголовком «Берегите святыню нашу», в котором деятельность клуба «Родина» характеризовалась как начало грандиозного и важнейшего для страны и народа дела.

[...]

В ходе дебатов о стратегии деятельности клуба возникли два мнения: одна часть актива клуба предлагала фактически вести дело к политизации движения — с протестными акциями под лозунгом «За чистоту русской культуры», с превращением клуба «Родина», возможно, в нечто подобное «союзу воинствующих безбожников» 1920-х, только с обратным знаком. Другая часть — и она оказалась в явном большинстве, объединилась вокруг фактически ведшего заседание П. Д. Барановского.

[...]

Клуб вновь стал активно помогать на реставрации Крутиц. Это вызвало серьезнейшее беспокойство у руководителей МГО — в их цели с самого начала входило оградить наконец клуб от влияния П. Д. Барановского. Но все было тщетно. Походы на Крутицы продолжались, хотя с осени 1970 под нужды клуба МГО арендовало помещения на ул. Станкевича (2-этажное здание бывшего красного уголка одного из местных предприятий). Здесь примерно в течение полугода проводились основные мероприятия клуба, поскольку обширные помещения позволяли собрать аудиторию без ограничения. Так, в дек. 1970 здесь прошли поэтические вечера Г. Серебрякова, И. Лысцова. Цикл лекций об истории домов старой Москвы читал В. Д. Маркевич.
26 янв. 1971 на Крутицах прочитал лекцию «Культурное наследие Русского Народа. Икона» М. Кудрявцев, член клуба с 1965, историк архитектуры, ныне признанный как выдающийся исследователь и первооткрыватель фундаментальных законов русского градостроительства. Здесь же прочитал лекцию «Течения русского авангарда в архитектуре 1920-х и их судьба» А. Леонидов.

[...]

20 апр. ночью был взорван храм Казанской Божией Матери на Калужской пл., в котором большевики в свое время разместили кинотеатр. 21 апр. в Набережных палатах М. Кудрявцев прочитал лекцию «Исторические традиции русского градостроительства». В течение весны — лета 1972 проходили работы по реставрации Крутиц, на церкви Покрова в Филях.
К приезду президента США Никсона партийно-советская верхушка показала, что, несмотря на демонстрацию политической самостоятельности, на деле она способна лишь пресмыкаться перед лидерами Запада. «В честь визита» Никсона в спешном порядке были снесены целые кварталы зданий вдоль Волхонки и Знаменки, и в изуродованном состоянии эта часть Москвы находится уже 30 лет.

[...]

На фоне развернувшейся в 1972 битвы за Москву тогдашнее руководство МГО ВООПИК решило, что оно многим рискует, оставляя в своей структуре клуб «Родина». Дело решалось по отработанной большевиками схеме — «ночным взрывом». На президиум МГО, состоявшийся в окт. 1972, не был приглашен ни один из членов клуба «Родина». Под предлогом «дублирования функций» молодежной секции (которая была всегда только на бумаге) клуб был объявлен закрытым с 1 ноября 1972 года.

[источники: сайты «Институт русской цивилизации» и «МГО ВООПИиК»]

Такая вот короткая история.

В принципе, можно ничего не добавлять, но поделюсь чем-то вроде «противоречивых чувств», возникающих по прочтении.
Первое. На таких вот примерах учишься Советскую власть ненавидеть. Поскольку, я уважаю право окружающих не знать кто я такой, и о чём пишу, поясню – к этому периоду в истории моей страны отношусь с уважительным интересом, к тому же просто нет у меня темперамента – с прошлым воевать. Но – сильное впечатление, а в чувствах я волен. Безобидной (как минимум) инициативе не нашлось места в стране-фабрике, чья бюрократия напрочь не владела нехитрым и общераспространённым искусством встраивать общественную активность в жизнь социума с минимальным вредом и ко всеобщему удовольствию. Самое паскудное, что я в целом могу понять эту логику: а как вы хотели, это централизованное плановое государство, нету тут возможностей каждое «хочу» куда-то встраивать, планы партии – планы народа, получил задание – сделай, что сказали, нет задания – покури, книжку почитай, водки выпей, если с фантазией совсем плохо, но под ногами не путайся («работа и отдых»). Понять могу, но противно.
Поясню, мне представляется, что клуб прикрыли именно в первую очередь, из-за инородности, нетехнологичности для Системы любого инициативничания, ей удобнее было с теми, кто за зарплату, от сих до сих, с девяти до пяти и в рамках штатного расписания. Идеологические разногласия там, конечно, налицо, но всё же, рискну утверждать, не первым пунктом. У меня на глазах несколько энтузиастов бились за возможность создать детскую киностудию, получая раз за разом отказы типа «а вам это зачем?», «у нас с детьми профессионалы работают, вот кружок баянистов, вот лыжная секция, а дилетантов к такому ответственному делу допускать нельзя», «а кто отвечать будет, если что?» и т.д. Тема возможной «идеологической диверсии» со стороны самодеятельных киношников, может, и присутствовала в мозжечке «контрольных инстанций», но не она одна. Просто Государство, ставшее «Единственным Актором», сформировало себе соответствующий аппарат. Кстати, когда тем же чиновникам (уже в Перестройку) сверху «спустили» задание поддержать что-нибудь «неформальное» и «экспериментальное» (было и такое, как-нибудь расскажу) – студию быстренько разрешили, правда, загнулась она вскоре, уже на пороге «радикальных реформ».

Второе. «Жили ж люди». С каким-то особым удовольствием читается вся эта история: собрались, встретились, с кем-то договорились, что-то арендовали, кого-то пригласили, поспорили, раскололись, пригласили, заслушали – жизнь, «движуха». 1968 год на дворе, люди смелые, деятельные, самостоятельные (простите за неуклюжий пафос). Тем обиднее, что всё это пустили под нож, разломали, растоптали, «отбили охоту».

И третье, контртезис. Всё это я пишу, несмотря на то, что чем дальше, тем больше скептически отношусь к способности общественного активизма и всякого рода самодеятельности-самоуправления быть чем-то большим и лучшим, чем просто дополнением к «недобровольным» институциям, существующим вне зависимости от наличия или отсутствия энтузиазма участников, к Системе. Виньетка на полях, «отдушина» необходимейшая – да. Голос, протестующий или зовущий – а как же. Но никакой власти над «пассивной массой» энтузиаст-доброволец любого толка получать не должен («мы здесь власть!», ага, забавно, но не надо мной, пожалуйста). Между комиссаром и чунушей выбирать-то особенно не приходиться, однозначно – не комиссар. Впрочем, последнее рассуждение к истории клуба «Родина» никакого отношения не имеет…

Profile

arsenikum

Христианство и патриотизм

June 2024

S	M	T	W	T	F	S
						1
2	3	4	5	6	7	8
9	10	11	12	13	14	15
16	17	18	19	20	21	22
23	24	25	26	27	28	29
30

Syndicate

Page Summary

Детство русского писателя
Привычное дело: нынче и позавчера
40 дней назад умер Виктор Татарский
Встреча 1969 года в советском учреждении
Харассмент – 1982
Обретение и утрата достойного уровня жизни одним директором
«Вилы в бок!»: журнал наводит порядок на предприятиях и в учреждениях
«На что жалуетесь?»
Два весёлых рассказа о суициде. Рассказ второй.
Два весёлых рассказа о суициде. Рассказ первый.
ЗОЖ-1984
«Обратиться к вам, дорогая редакция, меня заставило...»
Фотохроники Атлантиды. 50 лет назад. Новый год в советском учреждении
«Он лично помнит КПСС-твиттер и фейсбук Леонида Ильича...»
Эрудиту на заметку: диафильм «Социализм и труд» (1977 год)
«Не хотят работать, развратились, сволочи!..»
Перечитывая Л.И. Брежнева (2)
Перечитывая Л.И. Брежнева (1)
15 примеров советского дизайна. ПЕРЕПОСТ!
Клуб «Родина», 48 лет назад

Style Credit

Style: Neutral Good for Practicality by timeasmymeasure

Expand Cut Tags

No cut tags

Page generated Jul. 22nd, 2025 04:34 am

Бакенщик на реке Времени

или Адекватность навсегда :)

Entries tagged with эпоха застоя

Детство русского писателя

Привычное дело: нынче и позавчера

40 дней назад умер Виктор Татарский

Встреча 1969 года в советском учреждении

Харассмент – 1982

Обретение и утрата достойного уровня жизни одним директором

«Вилы в бок!»: журнал наводит порядок на предприятиях и в учреждениях

«На что жалуетесь?»

Два весёлых рассказа о суициде. Рассказ второй.

Два весёлых рассказа о суициде. Рассказ первый.

ЗОЖ-1984

«Обратиться к вам, дорогая редакция, меня заставило...»

Фотохроники Атлантиды. 50 лет назад. Новый год в советском учреждении

«Он лично помнит КПСС-твиттер и фейсбук Леонида Ильича...»

Эрудиту на заметку: диафильм «Социализм и труд» (1977 год)

«Не хотят работать, развратились, сволочи!..»

Перечитывая Л.И. Брежнева (2)

Перечитывая Л.И. Брежнева (1)

15 примеров советского дизайна. ПЕРЕПОСТ!

Глазами иностранца.

Упаковка для кефира

Авоська

Клуб «Родина», 48 лет назад

Profile

June 2024

Syndicate

Most Popular Tags

Page Summary

Style Credit

Expand Cut Tags