Про «Эпоху Застоя» - 15
May. 23rd, 2008 03:59 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
arsenikumМОЙ ОКУДЖАВА
Окуджава. Говорить о нём можно долго и многими принято говорить осуждающе, могу заметить - не без причин. Но что подняло его над бесчисленными «галичами», сделало популярным далеко за границами среды кухонных диссидентов? Ну, тема Войны, это раз. Но, главное, думаю не в этом: он поэт редкой в наших местах породы – городской лирик, причём (имхо) очень сильный.
Б. Окуджава во время работы в Калуге, 1950-е годы (фото позаимствовано)
Беда какая-нибудь неказистая, мелкотравчатая вроде того, что аспирантка Лидочка ушла к доценту Гальперину (условно), но дело не в этом. Спеть про троллейбус так, что бы троллейбус не «торчал» как шило из мешка, а был гармонично вплетён в этот вот орнамент, тут нужно не просто «любить и понимать» современный (на тот момент) город, а как-то по-особому его освоить, обжить. Причём даже не конкретную Москву (арбатскую или какую другую), а город как среду и место обитания, со всеми его «заморочками» и «девайсами». Россия уже давно урбанизирована, но до сих пор убедительная городская-мегаполисная поэзия (да и лирическая проза) редка. Реалии сколько-либо современного города почти всегда у наших авторов хоть чуть-чуть, да смотрятся чужеродно, ими либо щеголяют, как «декаденты» начала века словечками типа «аэроплан», либо они вносят дисгармонию как звонок мобильного на концерте симфонического оркестра. А это говорит о том, что по-настоящему город не обжит, не стал тёплым, не «обуютен». При этом реалии-то могут быть совсем не новыми, а, например, полувековой давности. Т.е. получается вот что: стихотворение про отцовский дом – это стихотворение про сыновни чувства, стихотворение про отцовский автомобиль рискует быть стихотворением про машину и автопром. «Томик, тобою оставленный, снова в руки беру» - про любовь и разлуку, «ноутбук, тобой оставленный, открою» - это про ноутбук и вообще «поприкалываться».
Конечно, мы «бывшая крестьянская страна» и это «многое объясняет» (да почти всё), можно указать как на достоинство на эту отчуждённость и даже увидеть в этом подсознательную верность традициям, а, пожалуй, и Традиции. Я более чем уважаю традиционализм, только Традиция - это институализированная любовь, и где её, любви этой, нет, там начинается Контртрадиция чужака, невольника, пленника «каменной тайги». Когда люди, родившиеся в Москве, и, быть может, не очень способные прожить где-либо ещё, говорят «мегаполис должен умереть» это не слишком хорошо (формулирую мягко), особенно если учитывать, что они никуда уезжать не собираются. Наши города страдают от недолюбленности и в отместку заставляют страдать нас. Конечно, это не спроста: и советский и нынешний российский город построен без особой оглядки на отечественную городскую культуру, «скроен не мерке». Но либо любить, либо рушить, а так – «не жизнь это».
Теперь к тому, что (в числе прочего) принято припоминать Окуджаве – диссидентство, западничество, «сотрудничество с ельцинским режимом», «комиссары в пыльных шлемах», происхождение из коммунистов-инородцев. Попалась мне на глаза как-то неглупая фраза в одной газете: «Произведения живут самостоятельной жизнью. В тот момент, когда в 1993 году защитники Верховного Совета пели у костров “Не везёт мне в смерти”, Окуджава давал интервью, где говорил, что всё происходящее для него всего лишь боевик по телевизору». Ничего не хочу говорить про 1993 год, но так бывает: поэт чужой, а песня наша. Это к вопросу о идейной и ценностной последовательности. Стихи диктует либо ангел, либо бес, а авторское право должно умереть (смайл).
И ещё: лет 15 назад где-то прочитал статью про толковый молодёжный клуб, ребята там были со всех сторон молодцы – мало того, что реконструкторы-униформисты так ещё и реставраторы-волонтёры. Их спросили: какую музыку слушаете? А они: романсы и Окуджаву (может, и попижонствовали малость). Ему зачтётся.
[продолжение следует]
См. также:
Про «Эпоху Застоя» -1: «Старше на целую войну…»
Про «Эпоху Застоя» - 2: Кресло-кровать и русский педантизм
Про «Эпоху Застоя» - 3: Работа и отдых
Про «Эпоху Застоя» - 4: Прямая и явная проповедь добра
Про «Эпоху Застоя» - 5: Научно-производственный кинематограф
Про «Эпоху Застоя» - 6: Поэма без героя
Про «Эпоху Застоя» - 7: Империя под грифом «секретно»
Про «Эпоху Застоя» - 8: Кривое зеркало витрин
Про «Эпоху Застоя» - 9: Странный «милитаризм»
Про «Эпоху Застоя» - 10: Хрупкий мир
Про «Эпоху Застоя» - 11: Без Бжезинских (беспомощность пропаганды)
Про «Эпоху Застоя» - 12: Интеллигент и рабочий за одной партой
Про «Эпоху Застоя» - 13: Мой Высоцкий
Про «Эпоху Застоя» - 14: Колбаса
Из дополнений к предыдущей заметке сложилась ещё одна часть «застойного» цикла (несколько выбивающаяся по содержанию).
Окуджава. Говорить о нём можно долго и многими принято говорить осуждающе, могу заметить - не без причин. Но что подняло его над бесчисленными «галичами», сделало популярным далеко за границами среды кухонных диссидентов? Ну, тема Войны, это раз. Но, главное, думаю не в этом: он поэт редкой в наших местах породы – городской лирик, причём (имхо) очень сильный.
«Когда мне невмочь пересилить беду,
когда подступает отчаянье,
я в синий троллейбус сажусь на ходу,
в последний, в случайный.
Последний троллейбус, по улицам мчи,
верши по бульварам круженье,
чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи
крушенье, крушенье. …»
Б. Окуджава во время работы в Калуге, 1950-е годы (фото позаимствовано)
Беда какая-нибудь неказистая, мелкотравчатая вроде того, что аспирантка Лидочка ушла к доценту Гальперину (условно), но дело не в этом. Спеть про троллейбус так, что бы троллейбус не «торчал» как шило из мешка, а был гармонично вплетён в этот вот орнамент, тут нужно не просто «любить и понимать» современный (на тот момент) город, а как-то по-особому его освоить, обжить. Причём даже не конкретную Москву (арбатскую или какую другую), а город как среду и место обитания, со всеми его «заморочками» и «девайсами». Россия уже давно урбанизирована, но до сих пор убедительная городская-мегаполисная поэзия (да и лирическая проза) редка. Реалии сколько-либо современного города почти всегда у наших авторов хоть чуть-чуть, да смотрятся чужеродно, ими либо щеголяют, как «декаденты» начала века словечками типа «аэроплан», либо они вносят дисгармонию как звонок мобильного на концерте симфонического оркестра. А это говорит о том, что по-настоящему город не обжит, не стал тёплым, не «обуютен». При этом реалии-то могут быть совсем не новыми, а, например, полувековой давности. Т.е. получается вот что: стихотворение про отцовский дом – это стихотворение про сыновни чувства, стихотворение про отцовский автомобиль рискует быть стихотворением про машину и автопром. «Томик, тобою оставленный, снова в руки беру» - про любовь и разлуку, «ноутбук, тобой оставленный, открою» - это про ноутбук и вообще «поприкалываться».
Конечно, мы «бывшая крестьянская страна» и это «многое объясняет» (да почти всё), можно указать как на достоинство на эту отчуждённость и даже увидеть в этом подсознательную верность традициям, а, пожалуй, и Традиции. Я более чем уважаю традиционализм, только Традиция - это институализированная любовь, и где её, любви этой, нет, там начинается Контртрадиция чужака, невольника, пленника «каменной тайги». Когда люди, родившиеся в Москве, и, быть может, не очень способные прожить где-либо ещё, говорят «мегаполис должен умереть» это не слишком хорошо (формулирую мягко), особенно если учитывать, что они никуда уезжать не собираются. Наши города страдают от недолюбленности и в отместку заставляют страдать нас. Конечно, это не спроста: и советский и нынешний российский город построен без особой оглядки на отечественную городскую культуру, «скроен не мерке». Но либо любить, либо рушить, а так – «не жизнь это».
Теперь к тому, что (в числе прочего) принято припоминать Окуджаве – диссидентство, западничество, «сотрудничество с ельцинским режимом», «комиссары в пыльных шлемах», происхождение из коммунистов-инородцев. Попалась мне на глаза как-то неглупая фраза в одной газете: «Произведения живут самостоятельной жизнью. В тот момент, когда в 1993 году защитники Верховного Совета пели у костров “Не везёт мне в смерти”, Окуджава давал интервью, где говорил, что всё происходящее для него всего лишь боевик по телевизору». Ничего не хочу говорить про 1993 год, но так бывает: поэт чужой, а песня наша. Это к вопросу о идейной и ценностной последовательности. Стихи диктует либо ангел, либо бес, а авторское право должно умереть (смайл).
И ещё: лет 15 назад где-то прочитал статью про толковый молодёжный клуб, ребята там были со всех сторон молодцы – мало того, что реконструкторы-униформисты так ещё и реставраторы-волонтёры. Их спросили: какую музыку слушаете? А они: романсы и Окуджаву (может, и попижонствовали малость). Ему зачтётся.
[продолжение следует]
См. также:
Про «Эпоху Застоя» -1: «Старше на целую войну…»
Про «Эпоху Застоя» - 2: Кресло-кровать и русский педантизм
Про «Эпоху Застоя» - 3: Работа и отдых
Про «Эпоху Застоя» - 4: Прямая и явная проповедь добра
Про «Эпоху Застоя» - 5: Научно-производственный кинематограф
Про «Эпоху Застоя» - 6: Поэма без героя
Про «Эпоху Застоя» - 7: Империя под грифом «секретно»
Про «Эпоху Застоя» - 8: Кривое зеркало витрин
Про «Эпоху Застоя» - 9: Странный «милитаризм»
Про «Эпоху Застоя» - 10: Хрупкий мир
Про «Эпоху Застоя» - 11: Без Бжезинских (беспомощность пропаганды)
Про «Эпоху Застоя» - 12: Интеллигент и рабочий за одной партой
Про «Эпоху Застоя» - 13: Мой Высоцкий
Про «Эпоху Застоя» - 14: Колбаса
