![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Есть вещи, которые мне кажутся самоочевидными, а как оглянёшься вокруг и понимаешь – не входят они в список того, что «все и так знают».
В частности, мне кажется само собой разумеющимся, что та революция, которая триумфально шествует на Западе (а это именно революция, по масштабам перемен в культуре, демографии, экономике, характеру и типу потребления и т.д.), стала возможной потому, что предыдущий тип культуры, экономики, потребления и т.д. исчерпан, лишён внутренних резервов развития, выжат (почти) досуха. Это не значит, что предыдущий образ жизни нельзя длить (можно), но значит, что его можно опрокинуть, сменить (а было нельзя), «окно возможностей» открылось, в окно лезут.
И вообще, Запад каждые несколько десятилетий претерпевает радикальную трансформацию, это-то очевидно?
Чуть уйду в сторону. В нашем культурном антизападничестве присутствуют две (их можно выделить больше, но речь о двух) тенденции. Одна древняя и более-менее стабильная по своим установкам: противостояние Западу, как холодному миру рационализма, циничной и расчётливой силы, безжалостной конкуренции, хищнической эксплуатации, развращённости, культа золотого тельца и т.д.
Другая тенденция – это различные виды палеозападничества и ретрозападничества: протест против последних западных веяний с обращением к предпоследним, предпредпоследним и позавчерашним модам и укладам. В наших условиях – это восстание против мультигендерного безуглеродного постчеловеческого «дивного нового мира» и против условной одноногой чернокожей лесбиянки, как судьи, истязателя и палача мира старого. И обращение к «старому доброму» западному масскульту 1940-х, 50-х, 60-х, 70-х, 80-х, кому что ближе. Там всё было (на свой лад) человечно и просто, вот мужчина – ковбой, плейбой, хулиган, герой, спецагент; вот женщина – милашка, красотка, модница, серцеедка, стервочка; вот крутизна и сексуальность; вот большие автомобили, красивые пистолеты и красивые жесты. В общем, с нами Мэрелин Монро, Жан-Поль Бельмондо и «Ford Mustang» 1964 года, а с ними Карин Жан-Пьер и веганский бургер.
А то, что вчера эти символы, быть может, воплощали собой мир «бездуховности, насилия и чистогана», так то было вчера, а сейчас они тёплые и родные, как старые плюшевые мишки.
У ретрозападничества есть две понятные уязвимости.
Первая, «советский» дефект зрения, когда Запад определенной эпохи сводится к соответствующему времени масскульту, а сам масскульт сводится, например, к каталогу кооперативного видеопроката образца 1989-го года и даже к 5-6 любимым кассетам. За кадром остаётся огромная жизнь вне известных шлягеров, бестселлеров и блокбастеров. Не сказать, что информация об этой жизни была так уж недоступна: скажем, даже из советского ТВ и прессы можно было кое-что узнать об антивоенном движении на Западе, левой университетской профессуре, «зелёной» критике общества потребления (узнать, и не удивляться ни гендерквирам, ни Грете Тумберг).
Сентябрь 1970 года. Нью-Йорк (источник)
Но прописавшиеся в давние года в «Международной панораме» пацифист Чарлз Хайдер, безработный Джозеф Маури и активисты Партии зелёных, остались скучной «невидимой» пропагандой, а милитаристичный, неэкологичный и токсично-маскулинный Рэмбо оказался (показался) лицом эпохи.
Второе, нечувствительность к тому, насколько в мире индустриальной масс-культуры и реального шоу-бизнеса каждая мода, каждый стиль, каждая эстетика, каждый художник заэксплуатированы как с точки зрения привлечения (и монетизации) зрительского внимания, так и с точки зрения извлечения, оформления и тиражирования потенциально содержащихся в этих явлениях смыслов, образов, идей, просто занятных находок, «колодец пуст».
Когда я вижу американский ролик с кривляющимся перед детьми дегенератом в платье a la Мэрелин Монро, я вижу не только рожу «нового мира», но и то, что Мэрелин действительно в печальной современности возможна только как пародия или ностальгическое воспоминание. Мы-то, потреблявшие условную «Мэрелин» нерегулярно и по ложечке, можем недоумевать, почему люди отказались от элегантности 1950-х или романтики 1960-х, но это и не было «отказом», просто не могло длиться дальше – всё выгрызено, все перекормлены. Сверхэксплуатация, как она есть.
( Read more... )
В частности, мне кажется само собой разумеющимся, что та революция, которая триумфально шествует на Западе (а это именно революция, по масштабам перемен в культуре, демографии, экономике, характеру и типу потребления и т.д.), стала возможной потому, что предыдущий тип культуры, экономики, потребления и т.д. исчерпан, лишён внутренних резервов развития, выжат (почти) досуха. Это не значит, что предыдущий образ жизни нельзя длить (можно), но значит, что его можно опрокинуть, сменить (а было нельзя), «окно возможностей» открылось, в окно лезут.
И вообще, Запад каждые несколько десятилетий претерпевает радикальную трансформацию, это-то очевидно?
Чуть уйду в сторону. В нашем культурном антизападничестве присутствуют две (их можно выделить больше, но речь о двух) тенденции. Одна древняя и более-менее стабильная по своим установкам: противостояние Западу, как холодному миру рационализма, циничной и расчётливой силы, безжалостной конкуренции, хищнической эксплуатации, развращённости, культа золотого тельца и т.д.
Другая тенденция – это различные виды палеозападничества и ретрозападничества: протест против последних западных веяний с обращением к предпоследним, предпредпоследним и позавчерашним модам и укладам. В наших условиях – это восстание против мультигендерного безуглеродного постчеловеческого «дивного нового мира» и против условной одноногой чернокожей лесбиянки, как судьи, истязателя и палача мира старого. И обращение к «старому доброму» западному масскульту 1940-х, 50-х, 60-х, 70-х, 80-х, кому что ближе. Там всё было (на свой лад) человечно и просто, вот мужчина – ковбой, плейбой, хулиган, герой, спецагент; вот женщина – милашка, красотка, модница, серцеедка, стервочка; вот крутизна и сексуальность; вот большие автомобили, красивые пистолеты и красивые жесты. В общем, с нами Мэрелин Монро, Жан-Поль Бельмондо и «Ford Mustang» 1964 года, а с ними Карин Жан-Пьер и веганский бургер.
А то, что вчера эти символы, быть может, воплощали собой мир «бездуховности, насилия и чистогана», так то было вчера, а сейчас они тёплые и родные, как старые плюшевые мишки.
У ретрозападничества есть две понятные уязвимости.
Первая, «советский» дефект зрения, когда Запад определенной эпохи сводится к соответствующему времени масскульту, а сам масскульт сводится, например, к каталогу кооперативного видеопроката образца 1989-го года и даже к 5-6 любимым кассетам. За кадром остаётся огромная жизнь вне известных шлягеров, бестселлеров и блокбастеров. Не сказать, что информация об этой жизни была так уж недоступна: скажем, даже из советского ТВ и прессы можно было кое-что узнать об антивоенном движении на Западе, левой университетской профессуре, «зелёной» критике общества потребления (узнать, и не удивляться ни гендерквирам, ни Грете Тумберг).
Сентябрь 1970 года. Нью-Йорк (источник)
Но прописавшиеся в давние года в «Международной панораме» пацифист Чарлз Хайдер, безработный Джозеф Маури и активисты Партии зелёных, остались скучной «невидимой» пропагандой, а милитаристичный, неэкологичный и токсично-маскулинный Рэмбо оказался (показался) лицом эпохи.
Второе, нечувствительность к тому, насколько в мире индустриальной масс-культуры и реального шоу-бизнеса каждая мода, каждый стиль, каждая эстетика, каждый художник заэксплуатированы как с точки зрения привлечения (и монетизации) зрительского внимания, так и с точки зрения извлечения, оформления и тиражирования потенциально содержащихся в этих явлениях смыслов, образов, идей, просто занятных находок, «колодец пуст».
Когда я вижу американский ролик с кривляющимся перед детьми дегенератом в платье a la Мэрелин Монро, я вижу не только рожу «нового мира», но и то, что Мэрелин действительно в печальной современности возможна только как пародия или ностальгическое воспоминание. Мы-то, потреблявшие условную «Мэрелин» нерегулярно и по ложечке, можем недоумевать, почему люди отказались от элегантности 1950-х или романтики 1960-х, но это и не было «отказом», просто не могло длиться дальше – всё выгрызено, все перекормлены. Сверхэксплуатация, как она есть.
( Read more... )
