arsenikum | Dec. 22nd, 2009

БОЛЬ ПЛЕМЕНИ

Несколько банальностей. Не то что бы я этого раньше не знал, или предполагал, что вы этого не знаете, а так – «проговорить некоторые вещи».

Почти у каждого из нас есть люди, чьи беды и заботы являются нашими бедами и заботами практически без изъятия. Как правило, это родители, дети и/или супруги. Скажем, коллега по работе приходит чернее ночи: «У меня проблемы» – «Что случилось?» – «У сына неприятности». Реальный случай, к слову, ничего катастрофичного, впрочем, просто юноши часто бывают тщеславны и это приводит к невеселым последствиям. Понятно – отец за сына отвечает. Деньгами, временем, здоровьем, да хоть и жизнью. Правда, сейчас модно стало утверждать, что такое положение вещей – пережиток неправильного прошлого, но в целом дела обстоят ещё так.
Это – «ближайшее окружение».
Имеется у многих и несколько более широкий круг родственников и друзей: мы в курсе их бед и радостей, на нашу посильную помощь они рассчитывать могут, но, например, отдать свою почку или продать единственную квартиру ради этих людей – уже перебор.
Есть третий круг, «добрые приятели» и вообще «нечужие люди», случись с ними что дурное – погрустим, посочувствуем, максимум апельсины принесём в больницу, «что-то в этом духе».
Эти три круга в совокупности показывают, насколько человек врос своими нервными окончаниями в тело социума, уколи – больно.
Я не зря написал «почти у каждого». Именно «почти», но далеко не у всех. Кто-то одиноким стал по воле злой судьбы, кто-то по собственному произволению. Мало ли среди нас юношей и девушек (всех возрастов), которые горды тем, что у них «совсем близких» вовсе нет, а из «близких людей 2-й степени» только старомодные папы-мамы, которые, разумеется, своих продвинутых чад «совсем не понимают» и которым чада «ничего не должны». Слово «дружба» в современном мире так же претерпело некоторые изменения. Теперь друзья – это люди, с которыми мы удовлетворяем (атавистическую?) потребность в «роскоши человеческого общения», или, например, наиболее приятные коллеги, деловые партнёры, а уж никак не члены некоего братства (у них даже занимать не принято, что бы «кайф не ломать» и «напряги не вносить»). В общем, никакого особого «сердца» в этих отношениях не просматривается, обязательств тоже.
Но всё же по 1,5-2 «совсем близких» человека на нашего современника в среднем, полагаю, приходится. С прочими «нечужими» наберётся около десятка тех, через кого мы способны ощутить «боль племени», в котором живём. О проблемах остальных мы, можем совершенно искренне иметь более чем смутное представление: беспардонность (позволяющая некоторым тревожить без спросу рассказами о своих болячках и заморочках) обществом не приветствуется; слухи в наше время не играют прежней информационной функции (ткань повседневного существования разорвана настолько, что даже завзятые «кумушки» давно переключились с соседей и сослуживцев на героев светских хроник и персонажей телесериалов, ибо там взыскуемая целостность наличествует). Заметим, что «ящик» по условиям задачки функцию сигнальной системы не выполняет. Информационную изоляцию способны разрушить ситуации, совсем уж в глаза бросающиеся, типа трупов на улицах, но такого неблагообразия в наш просвещённый век разумно не допускают.

Теперь предположим (только предположим), что в обществе, в котором мы живем, есть какие-либо проблемы, например, ~~случаи произвола властей~~, ~~нападения мигрантов~~, метеориты травмируют прохожих с завидным постоянством. Допустим, что касается эта беда 1% населения в год. В абсолютных числах это чуть менее чем много, но вот будет ли эта проблема сильно беспокоить нашего среднестатистического человека с «нервной системой», укоренённой в социуме на глубину десятка родных-знакомых? Учтём так же, что начались эти заморочки не века назад, а относительно недавно (20 лет в жизни общества совсем ничего, каким бы абсурдным это обстоятельство не казалось девятнадцатилетним). Как часто будут вышеупомянутые «метеориты» травмировать индивидуума непосредственно? Нетрудно прикинуть, что непосредственно раз в 100 лет. Косвенно (при наличии круга «нечужих» в 10 человек) – раз в 10 лет и то преимущественно по касательной, «с тёщей случай был», «на работе один мужик рассказывал» и т.д.
Для сравнения: предположим, что наш условный гражданин имеет «круг укоренения» не в 10, а в 200 человек (будет это клановая структура, или институты гражданского общества – всё равно). При том же числе пострадавших (в 1%) условный гражданин не реже чем раз в полгода вынужден будет хоронить друзей, утешать вдов, слегка заботиться о сиротах, скидываться на помощь травмированным, носить в больницы вышеупомянутые апельсины и т.п. Восприятие проблемы как постоянной и острой обеспечено.
Налицо некоторая опасность: такое общество (с неглубоким укоренением) подобно человеку, которому можно отгрызть одну руку, в то время как он будет беспечно созерцать маникюр на другой.

Вариантов устранения этой опасности, в целом, не так много (подчеркну, речь идёт именно о системе «подачи тревоги», а не о механизмах реагирования на сигналы):

1. «Родоплеменной строй». На мой взгляд, отпадает. Во-первых, потому, что эту станцию мы проехали, и очень давно. А во-вторых, покажите мне клановое общество с добротными ракетными войсками стратегического назначения, хорошей литературной традицией, горячим водоснабжением, академией наук и я подумаю. А так – смысла не вижу. Простите за «нескромные» формулировки, это частная позиция.

2. «Гражданское общество», понимаемое как система, при которой каждый (или почти каждый, но в любом случае не только отчуждённое меньшинство) состоит в полудюжине добровольных ассоциаций и объединений – профсоюзных, религиозных, экономических, культурных, политических, хоббистких, благотворительных и т.д. Искомая связность общества при такой густой сетке достигается легко. Лично я с большим любопытством и сочувствием отношусь ко всем попыткам самоорганизации, но вижу, что относительно (весьма относительно!) массовы и жизнеспособны у нас стуктуры, связанные скорее «идеальными» нежели «практическими» интересами. Группу энтузиастов, желающих создать музей любимого поэта встретить легче, нежели самодеятельную кассу взаимопомощи, и коммуниста найти проще, чем члена дружины самообороны. Практика же совместного извлечения выгоды и прочая прагматика остаётся привилегией «элитарных мерзавцев».
Нужно учитывать то обстоятельство, что долгое время мы существовали в системе, где создание любой «институции» вплоть до кружка макраме или клуба любителей старинного романса было исключительным правом государства (у такого порядка вещей есть свои резоны, во всяком случае – свои защитники). Отсюда сознание, предполагающее не дихотомию власти и общества, а различение «мира институций» (общественных, государственных – не важно) и «мира обычных людей», которые ничего такого не учреждают и само право и возможность учреждать что-либо полагают привилегией «их» (государства, властебизнеса, «мафии» и т.д.), каковые суть «начальство» (со всеми вытекающими последствиями). Есть и исключения из этого правила: «обычный человек» чувствует себя вправе «учредить» семью или дружескую «компашку».
Да и много ли обыденных интересов мы можем защитить, объединившись? Представил себе хотя бы свой подъезд. Работаем мы преимущественно километрах в 40-50 от дома (в другом регионе РФ, кстати), вода в квартиры приходит за 70 (примерно) км от, электричество (допустим) за 500 км, газ за 5000 или даже 10 000 км (уже не принципиально). Такие вот «растянутые коммуникации». Так что нам делать вместе? Охранять холл от взыскующих бесплатного туалета? Они и так у нас не водятся, стены обшарпаны слегка, но антисанитарии нету, и никогда не было. Разве что у штатных скандалистов появится новая трибуна. В общем, нет у меня ни особого оптимизма по поводу «гражданского общества», ни уверенности в его «панацейности».

3. Пресса, свободная, особенно низовая (районные газеты, квартальное ТВ, поселковое радио и т.д.), тесно связанная с «землёй» и вышеупомянутым «гражданским обществом», теоретически способна выполнять роль «болевой системы». Но… А она вообще бывает такая, что бы не под условным «сурковым» или столь же уловным «мердоком», а для нас? Нет, я помню, что в 90-х именно местные издания, малобюджетные, с косноязычными авторами и беспомощными фоторепортёрами, наращивали тиражи и восполняли некоторый вакуум, оставленный «демократическим» телевидением. Почти все они по факту были оппозиционны, с разной степенью «красноты», ибо писать о буднях на местах, без скорбных сравнений «нынче и теперь» было нереально. Но с тех пор утекло много воды, я уже забыл, когда последний раз покупал городскую газету. И плохо представлю материальную основу для независимости «народной прессы» (не говоря о различных вариантах её «административного» оскопления).
И опять же не вижу ни механизма, при котором она стала бы полезным инструментом в руках большинства, ни вектора к его появлению. Но допустим, некоторую роль (вкупе с интернетом) пресса играет и/или играть может. Но явно недостаточную.
Ещё есть один момент, связанный с прессой и гуманитарной сферой в целом, о нём чуть позже.

4. Что остаётся? «Ну так, абстрактно», что? Если абстрактно, то модель, при которой радикального деления на власть и общество нет. Государство есть форма организации народа, и его институты выполняют роли нервной, пищеварительной и прочих систем народного организма (прошу прощения за вульгарный антропоморфизм), что собственно тотального огосударствления (по типу советского) может и не предполагать.
Позволю себе процитировать